Эммет обвел взглядом комнату, тяжелую мебель, зеркала в рамах из темного дерева, три граненых флакона на льняной салфетке, расстеленной на письменном столе. На флаконах выгравированы две тоненькие танцовщицы, словно покрытые инеем. Эммет разглядывал их, и вдруг они ожили, зазмеились, вертя подолами. Обе по очереди махали ножкой в сторону оцепеневшего Эммета.
— Ты здесь, — сказал он, хватаясь за прохладные медные поручни. Подушки навалились на него, мягкие, белые, будто кожа. Все в комнате закачалось, задвигалось, словно все перевернулось с ног на голову, и Эммет — единственный мертвец среди оживших вещей.
Он подумал о брате, который спит в нескольких кварталах отсюда. Они соединены только проводами, а в трубке даже треска не слышно, Джонатан теперь вне досягаемости.
— Спаси меня.
9
— Ты вся грязная, — сказал Эммет собаке, стряхивая отпечатки лап с простыни. — Слезай. — Эммет взял псину на руки и отнес под стол. — Тут ты будешь в безопасности. — Он поставил стул, загородив ей проход.
Потом он быстро натянул джинсы и тонкими резинками закрепил штанины у лодыжек, чтобы не болтались и не мешали ходить. Надел футболку на много размеров больше, чем нужно, завязал лишние складки в узел за спиной, будто закручивая густые волосы в пучок.
Эммет ходил по комнате, включая сначала верхний свет, потом настольную лампу с рифленым стеклянным плафоном, потом маленький ночник, прикрученный к кровати. Тени рассеялись, и спальня ожила. Эммет старался не обращать внимания на бюро с гранеными флаконами: фигурки танцовщиц по-прежнему плавно извивались. Всякий раз, когда он нечаянно скользил по ним взглядом, они смещались на пару дюймов влево, потом вправо, будто кордебалет.
Эммет сел в кресло, обхватив руками колени, и уставился на бюро. Он заставлял себя вглядываться в каждое движение фигурок на флаконах, пока не выучил все жесты наизусть и призрачные шажки не приелись.
«Я могу привыкнуть к чему угодно, если оно станет ежедневной рутиной», — напомнил себе Эммет.
Сидя в кресле, Эммет припоминал все, что читал о жизни разных людей, которые стойко преодолевали ужасные катастрофы. Он вспомнил, как учитель рассказывал историю о писателе, которого парализовало, болезнь ползла от ступней к шее, неторопливо, и в конце концов у писателя остались подвижными только веки. Несколько месяцев он лежал без движения, как труп, на диване и моргал. Так он надиктовал последнюю главу своей книги: каждая буква была зашифрована специальным кодом из подмигиваний.
Эммет представил, что его закопали в песок по горло, как он печатает текст, буква за буквой, слово за словом, пока не заполнил страницу. «Слабак, — ругал он себя, глядя на танцующих женщин. — Все это такая ерунда. Ты хоть двигаться можешь! Ты настолько живой, что вокруг тебя все постоянно вертится».
Эммет утешал себя, понимая, что ничего не выйдет. Каждая секунда жизни полна болезненной настороженности. Внутреннего стражника не усыпить. Что таится за танцующими фигурками? Что меня ждет? Эммет всюду чувствовал чье-то незримое присутствие, словно в соседней комнате притаился вор, в любую минуту готовый ворваться сюда: из каждого предмета в квартире, из каждой частички воздуха, которым дышишь. Беспрестанная бдительность утомляла. Мир вокруг менялся все быстрее, а Эммет не мог найти средство, чтобы измениться самому.
Он не знал, по каким правилам течет его нынешняя жизнь. Само время стало осязаемо, Эммета словно трепал вихрь, как путешествовать со скоростью звука, и дни его измерялись световыми годами. Эммет будто проносился мимо всех, кого знал, и смотрел на них как из параллельного мира — узник в чужом пространстве, Эммету нет в нем места, но пространство не отпускает.
Эммет взял флакон. Повертел в руках, удивляясь, каким обыкновенным кажется стекло. Женские фигурки перестали плясать, едва он поднес флакон к глазам. Эммет вынул из корзины с грязным бельем футболку и вытер ею все желобки на стекле. Похлопал по флакону ладонью, подбросил его и поймал двумя пальцами. Потряс над головой, небрежно зажал между коленей и, не глядя, перекинул из руки в руку за спиной.
«Я разобью его вдребезги, если они еще раз зашевелятся», — уверенно подумал Эммет, вдруг вспомнив, что все же имеет власть над флаконом.
Эммет поставил флакон обратно на бюро. Пока он победитель. Эммет стал прохаживаться по комнате, ожидая новых неприятностей. Он знал, что уже не уснет.
Он внимательно осмотрел стены, окна, опущенные жалюзи. Он приподнялся на цыпочки, выглянул в окно, однако увидел только собственное, темное и расплывчатое лицо, отраженное в черном окне.