Прислонившись к забору, грезя, Эммет понимал, что ничего не изменилось: те же огни, река, рев машин и даже здание, где когда-то был его дом. Но теперь вода казалась черной и ужасной, будто ожившее море, в нем плавали нечистоты и тела безымянных утопленников.
Раньше Эммет не чувствовал опасности. Раньше он не верил, что угроза возможна. «А что, если Джонатан прав? Что, если так было всегда, но изменился я сам, и теперь меняется все вокруг?»
«Но ведь у меня есть доказательства, — тут же подумал он, вспомнив списки в столе, снимки городских нарушений. — Их ведь с каждым днем все больше». Он бегло осмотрелся: дыры в досках причала, мусор, гниющий в переполненном баке, машины, припаркованные в неположенном месте, прямо у пожарных гидрантов. «702-А… 357-С… 509-4… 34-D… 857-1» — подсчитал он беспорядки, попавшие в поле зрения.
«Это ведь любому видно, — уверил он себя. — Проблемы только множатся». Да, нужно признать, что, впервые приехав сюда, он бродил беззаботно, занятый лишь прекрасными видами. Но ведь тогда он знал меньше, чем сейчас.
Невероятно, что он был настолько слеп. Он годами жил среди улиц, которые теперь разбухают и сворачиваются под ногами, будто желая поглотить его. Невероятно, что мозг так сильно поражен, что пытается уничтожить каждый дюйм земли, которого касается тело. «Тогда неважно, где я нахожусь. Куда ни пойду, это будет меня преследовать», — безрадостно подумал он.
Эммет ступил в круглую лужицу фонарного света. «Так что, себя, что ли, винить?»
Он снова отошел к причалу и нырнул глубже в тень под цементной стеной. У ног плескалась вода, своими языками тянулась к нему, все ближе, ближе.
«Так что, себя винить?»
10
Может, собаке было одиноко. Может, ей требовалось еще одно животное, общаться с ним, пока Эммета нет дома.
Эммет боялся, что ее вой раскроет секреты их дома, и людям будет казаться, что сами стены воют, посылают сигнал о помощи. Эммет умолял ее замолчать. Каждый день, перед тем как выйти из дома, он садился на скамейку рядом со складным столиком и упрашивал собаку вести себя тихо. Он пытался подкупить ее обещаниями бесчисленных подарков. Он ловил ее взгляд, как советовали в инструкции по дрессировке, и приказывал ей смотреть в глаза. Без толку. Едва Эммет сходил с последней ступеньки крыльца, страдальческий вой прошивал его насквозь и летел дальше, к соседним домам.
Эммет пробовал помочь собаке. Скрыть тревогу; уверял собаку, если та дрожала, что видит в ней только хорошее. Даже не намекал, что боится за их жизни. Но с каждым днем вой усиливался, будто от собаки ничего не скроешь, будто он все равно ее заразил, будто она озвучивала то, что Эммет хотел спрятать у себя в голове.
Эммет слышал ее вой за несколько миль от дома, даже на тротуаре в час пик или в подвальном баре у реки, даже под землей, в переполненном вагоне метро.
Эммет не знал, можно ли ее спасти. Отчаявшись, он решил завести еще одно животное. Сначала подумал о собаке, но потом решил, что рисковать не стоит. Она могла заразиться той же тоской. Он представил, как они обе горестно стенают в унисон из разных комнат. Если ей и вправду не хватало общения, лучше уж завести кошку. Кошек, по крайней мере, не слышно на улице, какими бы несчастными они ни были.
Кошек Эммет еще никогда не заводил. Он чесался от их шерсти, как будто она отравленная. Когда он был маленьким, у матери его лучшего друга жили шестнадцать кошек. Когда хозяйка ложилась вздремнуть, кошки укладывались рядом на ее кровати, переплетаясь, словно разноцветные лоскутки стеганого одеяла.
Эммет изучил в газете объявления приютов для бездомных животных, где можно взять кота бесплатно. Почти все находились далеко, в районах города, где Эммет никогда не бывал. Но один приют, давший самое скромное объявление в одну строчку, располагался поблизости.
Он принял душ. Оделся консервативно. Протер лицо кубиком льда, чтобы щеки порозовели и посвежели. Порылся в ящике и отыскал фотографию студенческих времен: он слушает уличный концерт, сидя на траве, а рядом собака. Положив морду ему на грудь и щурясь, она глядит в объектив. Эммет вспомнил, как чесал ее за ушком, а другой рукой гладил по курчавой шерсти. Она шевелилась от удовольствия, и, когда щелкнул объектив, виляющий хвост расплылся на снимке.
Эммет положил фотографию в задний карман и погладил собаку по морде.
— Подожди немножко, увидишь, какой я тебе подарок принесу. Больше тебе не придется беспокоиться. Наша жизнь изменится.