— Сестричка, — сказала Дафна.
— Падает. Падает, — продолжал мужчина.
— Мы здесь для того, чтобы помочь вам, — сказала медсестра.
— Эо-эо-эо, — пропела Хуанита.
— Стыдись, — сказал Брюс. — Тебе должно быть стыдно.
— Ешь, — шепнула Луиза, — ешь.
Частички света летели по воздуху, точно пыль, взрывались у Эммета перед глазами.
— Негритоска, сучка! — закричала Маргарет. — Шлюха! — Она шустро, будто колибри, выпорхнула из-за стола и с вилкой бросилась на Хуаниту. Маргарет двигалась так проворно, что даже медсестры на мгновение замерли в шоке. Она воспользовалась их недоумением и ухватила Хуаниту за ногу. Эммет увидел, как мелькнул сухой коричневый бицепс старухи в платье без рукавов, и та повалила негритянку на пол.
Маргарет изо всех сил воткнула вилку Хуаните в живот. Эммет услышал чей-то мучительный выдох и хлопок, будто лопнула автомобильная шина. Живот Хуаниты сдулся. Оглаживая платье, она зарыдала так безутешно, что Эммет вдруг почувствовал ее горе, словно не резина лопнула, а человек испустил дух.
— Дьявол издох! — провозгласила Маргарет, потрясая над головой вилкой, словно воинским мечом. — Я уничтожила ребенка Сатаны!
По комнате прошел гул, встревоженные пациенты повскакали. Кто-то плакал, кто-то кричал, некоторые крушили стулья о столы. Комната просто разрывалась от ярости.
Санитары скрутили Маргарет простыней, как мумию, вместе с вилкой, все еще зажатой в руке.
— Не прикасайтесь ко мне! — восклицала она, закутанная во влажную ткань. — Я чиста, как младенец! Чиста!
— Младенец, — выла Хуанита. — Младенец, малыш, малыш. — У нее из-под платья выпал сдувшийся рыже-голубой надувной мяч. Он плюхнулся на пол, между ее ног — одна половина плоская, бездыханная. Хуанита подползла к нему, словно в мольбе, и стала качать его, будто пробитую голову.
Пациенты окружили Хуаниту, глазели на нее, подбирались все ближе, напирали. Комната наполнилась врачами и медсестрами, но пациенты упрямо протискивались вперед, осмелевшие от энергии, что потрескивала меж ними.
— Сматываемся, — сказала Луиза и подняла Эммета на ноги.
— Пора бы появиться сестричкам Зайн, — рассмеялся Брюс. — Стелла! Тора! Выходите, выходите. Вы нам нужны.
— Я знала, что у нее там не ребенок, — самодовольно сказала Эмили, — просто знала, и все. — Пациенты аплодировали, а Хуанита билась у их ног, прижимая мяч к сердцу так тесно, что ничего не разглядишь, кроме яркой обмякшей резины.
— Малыш, — подвывала она, а медсестры расступались, делая вид, что заняты спеленатой извивающейся Маргарет.
— Малыш, — стенала Хуанита, а остальные пациенты топтались вокруг нее, держась за руки.
Эммету хотелось ворваться в толпу, остановить их, но он не подходил, глядя потрясенно, будто набрел на опушку, где стал свидетелем церемонии то ли погребения, то ли сакрального убийства. Будто ему не спасти Хуаниту, как любую мать, ослепленную горем.
7
— Зубная фея кое-что оставила тебе под подушкой, — сказал Уинстон, проводя большим пальцем по толстой пачке банкнот. — Я не удержался и подглядел. Я как раз делал уборку. — Он оттянул резинку штанов и сунул деньги в трусы, добавив с улыбкой: — Я как раз пересчитывал свою заначку.
Эммет открыл тумбочку и отыскал свои носки. В них он прятал деньги, которые Джонатан дал ему в день отправки в больницу. Носки оказались плоскими и пустыми. Уинстон откинулся на кровати, с притворной кротостью скрестив руки на выпуклой ширинке. Эммет пришел в отчаяние. «Как я теперь докажу, что деньги были мои? На них ведь это не написано». Он пожалел, что не переписал в блокнот серийный номер каждого доллара.
Эммет как ни в чем не бывало подошел к шкафу и стал перебирать вещи на вешалке. Уинстон следил за ним. Половину денег Эммет зашил внутрь штанины черных джинсов. Он провел рукой по штанине и нащупал пачку. Зевнув, чтобы скрыть облегчение, Эммет поспешно расправил другую пару брюк.
— Милые штани-и-ишки, — протянул Уинстон. — Так чего ж ты ждешь? Тебе что, не интересно почитать послание зубной феи?
Стоя спиной к Уинстону, Эммет поднял подушку и увидел доллар, приклеенный к куску бумаги и припечатанный к простыне шоколадной конфетой. В записке было сказано:
«Я стану дарить тебе что-нибудь каждый день, если скажешь». Внизу стояла подпись: буква Б, стилизованная в форме сердечка.
— Я буду дарить тебе что-нибудь каждый день, если скажешь. — Уинстон плотоядно покосился на него с кровати.