Крис легонько похлопал его по руке и непринужденно заговорил о погоде, будто Эммет знает, как сейчас жарко:
— Ну и жарища, да?
Эммет благодарно кивнул. Остальные вздохнули с облегчением, будто поверили, что Эммет только что зашел сюда с улицы.
Крис оставил Эммета у двери в кабинет доктора Франклина. Эммет остановился и проводил коренастого человечка взглядом.
— Через час за тобой зайду, — бросил он через плечо.
Эммет задержался в вестибюле. «Я свободен», — подумал он и оглянулся. Коридор и вправду пуст. В голове промелькнула мысль о побеге, но ему никуда не хотелось. Даже в этом просторном, открытом коридоре у него кружилась голова, будто нежданно свалилось слишком много свободы.
Доктор Франклин встал со стула и встретил Эммета в дверях:
— Добро пожаловать, добро пожаловать.
Эммет тупо вперил в него взгляд. Он обдумывал, как будет оправдываться — он ведь поддержал Луизу на собрании. Но сейчас он не смог бы объяснить, каким образом он связан с остальными пациентами. Он сам не мог понять, отчего пошел за совершенно незнакомым человеком.
— Присаживайтесь, присаживайтесь, — сказал доктор Франклин, указывая на блестящее кресло красного дерева. — Ну как, привыкаете понемногу?
«Что я ему скажу?» — суматошно подумал Эммет. Он не представлял себе, как объяснить невероятное смятение последних месяцев — да хотя бы последнего часа — человеку, который сам такого не испытывал. Он мысленно увидел себя среди пациентов в коридоре. Изабель бьет его сумкой. Хуанита воет, прижимая к груди свой надувной мяч. Луиза на кровати какого-то общежития грызет разбитую лампочку, будто крендель. Явственно послышался голос Брюса, называющего его чужим именем.
Перед ним за столом сидел врач. «Как я смогу рассказать ему всю мою жизнь?» — думал Эммет, изучая широкий красно-коричневый галстук доктора с прилипшей каплей сырого яйца посередине. Эммету в сто раз легче было с пациентами, чем с врачами. Эмили, Дафне и Луизе, даже Брюсу и Уинстону не нужно объяснять свое прошлое. Они считали его своим. Эммет не понимал, откуда между людьми появляется дистанция, независимо от их желания и намерений, и что за доверие притягивает его к тем, а не иным людям, встраивает их в его жизнь. Он знал одно: доктор Франклин никогда не был там, где был он сам, и вряд ли возможно хотя бы описать доктору все, что Эммет видел.
Доктор терпеливо улыбнулся ему, ожидая ответа.
— Хорошо, — вяло пробормотал Эммет, будто они сидели где-нибудь в клубе. — Все хорошо.
— Я рад. А как только мы назначим вам новое лечение, все пойдет еще лучше. Мы будем стараться, чтобы ваша жизнь постепенно входила в нормальное русло.
— В глазах… иногда у меня перед глазами двигаются предметы, которые не должны двигаться.
— Но, кроме этих предметов, ничего лишнего не появляется?
— Вроде бы нет, но откуда мне точно знать? Я хочу сказать, когда я их вижу, они там и есть. Для меня, по крайней мере.
— Но вам надо учиться различать, согласны? Мне хотелось бы провести несколько тестов. Понять, как вы себя чувствуете в этом мире. Ничего сложного, все легко и просто, обычный разговор за жизнь, идет?
Эммет согласно кивнул. Он очень устал и надеялся, что угадает правильные ответы и его отпустят обратно в комнату.
— Назовите три штата на букву А.
Эммет представил себе карту, разложенную на столе, береговые линии и полуострова, раскрашенные желтым на фоне голубого бумажного моря. Он представил, как едет с Джонатаном и матерью в машине. У них была цель: путешествуя летом, касаться рукой границ каждого штата, словно это придавало смысл материным скитаниям. Они были везде, кроме двух штатов.
— Аляска, Алабама и Арканзас, — сказал Эммет, вспоминая, как мечтал когда-то совершить путешествие через ледники, к самому сердцу дикой Аляски.
— Отлично, — просиял доктор, будто Эммет сказал что-то гениальное. — А можете назвать имя нашего президента?
— Это каждый ребенок знает, — уклонился Эммет. — Я з-з-знаю, где я живу. Моя проблема не в этом.
— Но мы должны быть уверены. Порой даже самые тяжелые пациенты умело маскируют свои расстройства обаянием.
Эммет представил себе Уинстона. Как он сегодня вечером выбирается из реабилитационного центра, жадно льет керосин из стеклянной бутылки и поджигает кончик длинной деревянной спички.