И вот оно. Снова. Навязчивая мысль. У кого-нибудь ещё в мире были такие волшебные завораживающие глаза? «Ты снова залип» - опять пробубнил мой внутренний голос. Но они сейчас почти зелёные! «Протест принимается», - кажется, моё подсознание смирилось с поражением.
Стряхнув с себя всё это и отбросив ненужные мысли, я покачал головой, осторожно ссаживая с себя девушку. Тело слушалось с трудом, словно не соглашаясь с тем, в чём меня убеждал такой правильный разум. И правильно делал, между прочим.
- Ничего. Просто ты тяжёлая, - хмыкнув, заявил я, запуская пальцы в свои волосы и ероша их.
Аня знала, что я так делал, когда нервничал. Чтобы отвлечь её от этого факта, я прибегнул к запрещённому приёму – намекнул барышне на её вес. Сработало, как всегда, безотказно.
- Ну ты и гад! – замахнулась на меня девушка, но я с хохотом увернулся.
Сердце грохотало в груди, но становилось уже легче. И я, кажется, понял, в чём было дело. Аня, как это ни странно, была девушкой. Весьма красивой. Не то, чтобы для меня это было открытием – я всё же не круглый идиот. Но она была такой…и от неё так пахло. В общем, не удивительно, что моё тело реагировало вполне определённым образом. Физиология – она вечна, и появилась на свет задолго до такого понятия, как дружба. Телу не объяснить, что есть девушки, которых трогать нельзя. Но мозг – другое дело. С ним можно договориться. Он был гарантией того, что глупое тело не накосячит.
*****
Анна
Я смотрела на него – и не могла сдержать улыбки. Облегчённой. Потому что поняла, что, кажется, он не заметил. Как заколотилось моё сердце от того, что в какой-то момент мы стали друг к другу непозволительно близко. Так, как друзьям, пусть и близким, было стоять не положено. Как я позволяла Давиду. Правильно, нужно было думать о своём парне. И почему мы не додумались пригласить их с Наташей? Посидели бы вчетвером. Устроили бы себе двоёное свидание. Нет, всё-таки я была какой-то неправильной девушкой. Или просто до сих пор не привыкла, что был ещё кто-то, с чьим мнением нужно было считаться, и кого пора было уже начать-таки вписывать в свой график. А то вон чего гормоны творили – уже какие-то странные, далёкие от невинных порывы проснулись в отношении лучшего, блин, друга.
Чтобы как-то сгладить неловкость, если она всё же возникла, я предложила:
- Чаю?
И, не дожидаясь ответа, поспешила на кухню, предоставив Юлику выбор – идти за мной или остаться в гостиной. Друг выбрал первый вариант, занимая место за небольшой барной стойкой, которая отделяла зону готовки от большого обеденного стола. Присев на высокий стул, тот начал наблюдать за моими нехитрыми манипуляциями. Поставив чайник, я потянулась за банками с чаем. Папа любил, когда я заваривала его для всей семьи. Он говорил, что в такие моменты я похожа на ведьму – беру щепотку того, немного этого, веточку мяты срезаю с кустов, что-то пошепчу, подумаю – и вуаля, зелье готово. Шучу, на самом деле, ничего я не шептала. А замешивать разные виды чая и травок вот что-то одно – да, любила это дело. Так же куда вкуснее, чем покупать уже готовые сборы, да ещё и в пакетиках. Нет, всё ручками своими.
- Знаешь, я завидую твоей маме, - вдруг произнёс Юлиан.
Я обернулась, удивлённо глядя на друга. Тот рассеянно водил кончиками пальцев по гладкой столешнице, оставляя на тонком слое пыли едва заметный след. Пересекая линию за линией, словно записывая что-то.
Я ждала, не решаясь подать голос и прервать потом мыслей друга. Чуть помолчав, тот продолжил:
- Даже не столько ей, сколько героине спектакля. Она ведь везучая, - добавил Кораблёв, улыбнувшись – всё также рассеянно, - Чертовски везучая. Первый же человек, которого она полюбила, оказался её второй половинкой. Ей не пришлось метаться от одного парня к другому, от одной влюблённости к другой, выбирая и размышляя. Она просто смогла довериться, отдала своё сердце, и получила чужое взамен. Да, было очень сложно, куда без этого, но… С героем они теперь до самого конца. Её первая любовь оказалась первой и единственной. Всем бы так, - Юлик задумчиво рассматривал столешницу и затем тихо добавил, - Мне бы так.
- Хотел бы, чтобы первая любовь была первой и единственной?
Я не могла сдержать скепсис – он прямо таки рвался из меня, прорезаясь в интонации, с которой я задавала свой вопрос. Просто – это же Юлиан. Мистер дамский угодник. По его логике, если бы первая любовь стала единственной – он был уже остепенился лет в четырнадцать. И не осчастливил бы столько барышень. Мир бы не вынес груза этой трагедии.