Значит, все это правда — все, что он считал поповскими бреднями? Рай, ад, десять заповедей и семь смертных грехов… Что там еще, кроме гордыни? Похоть, зависть, обжорство… Ну, в последнем его вряд ли можно обвинить. В разоренной войной империи люди голодали, какое уж там обжорство… И словно услышав его мысли, Череп сказал:
— Не предавался он чревоугодию!
— Но лишь потому, что не было к этому у него возможности! Он мечтал об обжорстве каждый день, поглощая свою скудную пайку! — возразил Зеленый.
— Все равно несовершенный грех не есть грех!
— Но разве не говорил святой Фома Аквинский, что грех, совершаемый в помыслах, еще более тяжек, чем грех, совершенный в действии!
— Аквинский нам не указ! Мало ли что он говорил!
— Странно все это! — неожиданно просипел председатель, разглядывая Романа так, словно только что его увидел. — Этот человек не должен был оказаться здесь, поскольку он не совершил полного набора преступлений. Нет в нем зависти, родителей он чтил. Верил, надеялся и даже иногда любил. Возьмите хоть ту историю с собакой, которую он спас от верной гибели в мыловаренной яме. То есть все три добродетели в нем имелись!
— И однако он здесь! — с нескрываемым торжеством перебил председателя Таракан, после чего сразу же поперхнулся под тяжелым начальственным взглядом.
— Вот и я о том же. Он здесь. И мы с вами обязаны установить, почему он здесь оказался. Однако сами мы не в состоянии выяснить все обстоятельства этого дела. В нем много неясного. Придется обратиться к экспертам!
— Но, ваша честь, это намного затянет разбирательство, а мы и так давно уже вышли из графика! К нам могут прислать ревизора!
— Пусть присылают, в любом случае это дело требует специального расследования! — И, больше не слушая возражений зеленого насекомого, к которому почему-то присоединился и Череп, председатель потряс извлеченным откуда-то из-под стола довольно большим колоколом. Сразу же после того, как раздался надтреснутый звук этого побывавшего во многих переделках звукового инструмента, у стола невесть откуда образовались двое субъектов.
К удивлению Романа, в отличие от остальных членов суда эти двое выглядели вполне респектабельно. И были похожи в своих аккуратных мантиях, париках и треуголках на земных адвокатов. К тому же они как две капли воды походили друг на друга, повторяя даже детали одежды и цвет шнурков на своих мантиях.
— Мы готовы к исследованию, ваша честь! — произнесли они хором, преданно уставившись на Бегемота.
— Тогда приступайте. Вам следует установить, что именно мы можем считать смертным грехом применительно к этому конкретному человеку и является ли таковым грехом поступок, совершенный лишь в помыслах!
— Это очень сложный вопрос, ваша честь! — начал стоявший у левого края стола эксперт. — Канонический список смертных грехов, числом семь, был составлен в VI веке древней эры римским папой Григорием Великим и включал сладострастие, в просторечии именуемое похотью, гнев, зависть, чревоугодие, уныние, вместо которого из-за неясности этого термина другие источники предлагают лень. За нею следует гордыня. В христианстве гордыня является самым тяжким из семи смертных грехов, и считается, что именно она привела к падению Люцифера, ставшего впоследствии…
— А вот об этом не надо! — перебил эксперта председатель, и тот, немедленно извинившись, продолжил:
— Гордыня отличается от простой гордости тем, что обуянный ею грешник гордится своими качествами перед Богом, забывая, что получил их от Него. При крайнем проявлении гордыни грешник, даже осознавая другие свои грехи, может судить себя сам, подобно Иуде Искариоту, беря на себя то, на что вправе лишь Бог, и совершить грех самоубийства.
Согласно ряду работ христианских теологов, именно гордыня окончательно определила место Иуды в аду, поскольку даже после своего предательства он мог покаяться, но не сделал этого.
За гордыней следует алчность, то есть жадность, но не простая жадность, а безмерная, направленная на непрерывное стяжательство и вызванная чаще всего завистью.
Вообще говоря, почти любой из смертных грехов, будучи совершен человеком, немедленно влечет за собой возникновение непреодолимой тяги к следующему.
— А что вы думаете о сладострастии? — елейным голоском осведомился Таракан. — Какое место оно занимает в вашем каноническом списке?
— Нормальное половое влечение проявляется в достаточно широком спектре явлений: потребность в нежности и ласке, потребность защитить слабое существо, желание объятий, любовь к животным, платонические чувства и прочее, — сразу же начал пояснять молчавший до сих пор второй эксперт. — Если половое влечение подвергается ограничениям извне, то это может привести к различным невротическим состояниям, а также к тому, что влечение может принять болезненные, искаженные формы.