Цам тоже доволен.
— Красивые цветы выросли в нашей пещере, — говорит он.
— Да, — отвечает Конг. — Из них выйдут крепкие, здоровые женщины, украшение и надежда племени.
— Украшение и надежда! — ухмыляясь, ворчит Цам. — Это только пока они молоды. Старая Лая и другие старухи уже давно не надежда и не украшение.
— Лая тоже была красивой и молодой, — возражает Конг.
— Много раз уходило солнце с того времени. А теперь она зла и сварлива.
— Ведь ты, Цам, колдун. Ты, должно быть, знаешь средство, которое может задобрить Лаю, — смеясь, отвечает Конг.
— Для Лаи мое колдовство слишком слабо, — вздыхает Цам.
Обоим весело.
— Если бы Лая слышала, как ты о ней говоришь, тебе пришлось бы худо, Цам!
— Мой рот никогда не сказал бы этого, если бы мои слова могли дойти до ее ушей.
— Но ты ведь не боишься ее? Мужчина должен быть храбрым…
— Твои слова верны лишь наполовину, Конг. Мужчина должен быть храбр, но осторожен. На охоте и в бою — храбр, перед женщиной — осторожен. Если он поступает так, он умный.
— Ты избегаешь западни, которую я тебе ставлю, словно скользкая змея, умный Цам, — смеется Конг.
— Так часто случается с тем, кто плохо ставит свою западню, храбрый Конг, — хихикает в ответ Цам.
Их разговор прерывают несколько юношей. Стройные, сильные, широкоплечие, с мускулистыми руками и широкой грудью, они пробегают мимо и скрываются в пещере. Их загорелые лица говорят об упорстве, в глазах светится мужество.
Конг и Цам хорошо это видят.
— Славных детей подарили женщины племени, — говорит Конг. — Они будут сильными мужчинами, храбрыми охотниками и воинами.
Ты говоришь верно, Конг, они храбры и не дрогнут перед опасностью.
Потом оба замолкают, но думают об одном. Конг повторяет:
— Пожалуй, пришло время кое-кому из них стать мужчинами, стать женщинами. Мы должны поговорить у огня, кому… Ты согласен, Цам?
— Согласен, — отвечает Цам. — Выбирай вместе с мужчинами и женщинами, а я приготовлю остальное.
— Я сделаю это, — обещает Конг. — А скоро придет день, когда ты сможешь совершить обряд?
— Скоро! — бормочет Цам и поднимается. Он долго вглядывается в светящийся диск луны, потом добавляет:
— Еще столько ночей сменятся днями, сколько пальцев у тебя на руке. И настанет ночь самого большого лица луны. В эту ночь я все приготовлю. А когда эта ночь уйдет, мы отправимся туда, где я буду колдовать. Ты согласен, Конг?
— Да, — отвечает вождь, и они медленно идут в пещеру, где у костра остались только те, кто будет стеречь огонь.
К вечеру четвертого дня следовало уже выбрать юношей и девушек, которым предстояло стать взрослыми, полноправными членами племени.
В эти дни мужчины охотились неподалеку и рано возвращались домой. У костра они говорили с Конгом и Цамом о каждом юноше.
А вокруг старой Лаи собирались женщины. Они таинственно шептались то об одной, то о другой девушке, судили и рядили. Иногда раздавались и недовольные выкрики, если матери казалось, что с ее дочерью обходятся несправедливо.
Цам не вмешивался в разговоры, но зато вместе со своим помощником Зуном надолго уходил из пещеры. Однажды он исчез на целый день, взяв с собой нескольких мужчин. Остальное время Цам в дальнем, темном углу пещеры при слабом свете костра рылся в своих кожаных мешочках, в узелках, где у него хранились головы птиц, зубы лис, волков, медведей и даже льва. Там были еще сушеные ящерицы и лягушки, птичьи перья и разные раковины — все атрибуты колдовства.
А юноши волновались. Каждый хотел стать полноправным мужчиной, сидеть вместе со всеми у огня, говорить об охоте на зверя. Для этого нужно было многое уметь: ведь главное дело мужчин — охота и сражения. Этому они учились с детства. Даже играли они всегда в то, что будет потом в жизни.
Они делали копья и луки и учились владеть ими. Сначала стрелы и копья летели мимо цели, но они метали их снова и снова, тянулись за товарищами, которые умели делать это лучше. И вот то, что началось как игра, совершенствовалось, становилось мастерством. Так было и с умением читать следы, охотиться, гнаться за врагом, делать орудия и оружие из камня или костей, снимать шкуру с убитого зверя, разделывать добычу и, самое важное, добывать из кусков сухого дерева огонь.
Юноша мог стать мужчиной, охотником, воином, только научившись всему этому. А опыта ему еще предстояло набраться от старших мужчин. И прежде всего — от самой жизни.
Девушки, чтобы их приняли в число взрослых женщин, тоже должны были многое знать и уметь: отыскивать плоды и коренья, обрабатывать шкуры и шить из них одежду.
Наступил рассвет пятого дня. Еще не взошло солнце, а в пещере уже кипела жизнь. Конг с несколькими мужчинами ушел раньше всех. Вскоре за ними последовали и Цам с Зуном. На охоту отправились все мужчины, кроме тех, кто сегодня охранял пещеру и женщин и сторожил огонь.
Женщины работают. Они ловко орудуют костяными иглами, в которые вдеты высушенные жилы, — чинят меховую одежду, пришивают застежки, вырезанные из оленьего рога или бивня мамонта. А дети, болтая, лазают по кустам невдалеке от пещеры или плещутся в речушке.
На вершине скалы сидит молодой охотник. Он далеко видит все вокруг — никто не приблизится к пещере незамеченным.
Но все спокойно. Только к концу дня наблюдатель замечает возвращающихся с добычей охотников. А потом, уже совсем поздно, он видит, как идут домой Конг и Цам с Зуном. Но где же воины, что рано утром ушли с Конгом? Эта мысль не дает ему покоя: он привык, что все, кто вместе уходили, вместе и возвращаются, но, наверное, Конг знает, почему те мужчины, что ушли с ним утром, не идут обратно. Подумав так, охотник успокаивается и снова внимательно вглядывается в даль.
А день клонится к вечеру. В пещере ярче полыхает огонь. На раскаленных камнях и в тлеющей золе жарятся куски мяса. Его запах сзывает всех к огню. Он так силен, что люди не могут дождаться, пока мясо изжарится, и впиваются зубами в полусырые куски.
Насытившись, племя отдыхает. У самого огня на большом камне сидит вождь Конг, рядом с ним, на меньшем камне, — колдун Цам.
Внезапно Конг поднимается, обводит взглядом соплеменников и поднимает руку, призывая к тишине.
Все смолкают. И тогда раздается его громкий голос:
— Настало время лучшим из юношей и девушек стать вровень с мужчинами и женщинами нашего племени. Они нужны нам, чтобы нас стало больше, чтобы мы стали самым сильным племенем!
Оттуда, где сидят мужчины, слышны возгласы одобрения.
— Вместе с воинами я решил, что Рун, Алх, Дон, Кер и Рин станут мужчинами. Они здоровы и сильны, быстры и храбры. Их руки уже сделали из кости и камня много нужных вещей. На охоте за зверем они упорны и хитры. Они будут хорошими мужчинами!
И снова звучат возгласы согласия и одобрения.
— Теперь скажи нам, кого решили принять женщины! — поворачивается Конг к старой Лае.
— Женщинами должны стать Ина, Гоха, Рия, Руна и Сета.
Они молоды и сильны, гибки и проворны. Их руки выделали много шкур и сшили из них вещи. Они знают, где можно найти плоды и сладкие коренья. Любая работа, которую должны делать женщины, спорится у них в руках. Это будут хорошие, работящие женщины! — подойдя к огню, говорит Лая и под одобрительные возгласы возвращается от костра к остальным женщинам.
Когда воцаряется тишина, снова говорит Конг:
— Могучий колдун нашего племени Цам назначил время. Вставай, Цам, и скажи им, что нужно сделать, чтобы мы приняли их.
Колдун поднялся со своего камня и хриплым голосом приказал:
— Отойдите все от огня! Только Конг может остаться там. И Лон, стерегущий огонь.
Когда приказ Цама был исполнен и место вокруг костра освободилось, он велел тем, кого назвали вождь и Лая, подойти к огню и сесть.
Подогнув под себя ноги, девушки и юноши усаживаются напротив друг друга вокруг костра. Их глаза светятся радостью, но у каждого где-то внутри нет-нет да и шевельнется страх перед тем, что произойдет, чего он еще не знает. Цам достает из кожаного мешочка желтую и красную охру и разрисовывает себе лицо, грудь, руки, ноги. Покончив с этим, он надевает на шею ожерелье из львиных, волчьих и лисьих зубов. Потом колдун достает из кожаной сумки, поданной ему Зуном, какие-то сушеные растения и бросает несколько пригоршней в огонь.