В России Бардина и ее подруги занялись пропагандой социалистических идей. Они поступили простыми работницами на московские фабрики, чтобы быть ближе к рабочим.
Привыкшие к чистоте, комфорту и даже барской обстановке, девушки стали работать по 13 часов в сутки. Рабочие жили тогда при фабриках и выпускались за ее ворота только раз в неделю. Поэтому и юные пропагандистки ночевали на фабриках в общих спальнях, на полатях, расположенных в несколько ярусов. Пищей служил ломоть плохо пропеченного хлеба и жидкая болтушка. Все эти лишения девушки добровольно принимали для того, чтобы раза два в неделю поговорить в течение 10—15 минут с рабочими и работницами о несправедливом общественном устройстве. Их слушатели засыпали от усталости после невыносимо тяжкого труда.
Тем временем в Швейцарию, где оставалась Вера Фигнер, приехал Николай Морозов — будущий народоволец и шлиссельбуржец, впоследствии товарищ Фигнер по заточению. Скорое знакомство быстро перешло в дружбу, а со стороны Морозова — и в легкую влюбленность. Между ними родилось взаимное доверие. Вера так объяснила Морозову свой отказ ехать с Бардиной на родину: «Я не могла решиться ехать с ними. Меня слишком влечет к себе наука. При том же, не думаете ли вы, что прежде всего нужно быть последовательным, доводить до конца то, что начато, а не метаться от одного недоконченного дела к другому»[277].
Морозов как нельзя лучше понимал Веру. Он сам метался между желанием посвятить себя общественной деятельности и науке. Он страстно жаждал отдаться этой «роскоши наслаждения», чем были для него научные книги и занятия за лабораторным столом, в экспедициях. А между тем чувствовал, что не в силах посвятить себя безраздельно науке, когда вокруг столько страданий и горя. Слушая доводы Фигнер, Морозов понимал, что Вере также придется пойти на «жертву искупления», придется сделать роковой выбор. Мужем она уже пожертвовала — теперь очередь за наукой.
Морозов оказался прав. В 1875 году, когда Вере оставалось полгода до окончания университета и получения диплома врача, в Берн приехал Марк Натансон, выдающийся революционер, один из деятельных членов кружка чайковцев. Он рассказал Вере, что сестра Лидия и все ее цюрихские подруги, во главе с Бардиной, арестованы и по их делу ведется следствие. Социалистическое движение России под угрозой полного разорения. Нужно возвращаться на родину, вставать на место выбывших, на место сидящих в тюрьме.
Нелегкое решение предстояло принять Вере. Ей пришлось испытать еще большую внутреннюю борьбу, чем когда она прощалась с мужем: ведь желанный диплом был так близок! «Надежды матери, ожидания знакомых и родных. Самолюбие. Но друзья томились в тюрьме, друзья звали прийти на помощь... Решение мое было обдумано и твердо, так что потом ни разу во все время я не посмотрела с сожалением назад. В декабре 1875 года я выехала из Швейцарии, унося навсегда светлое воспоминание о годах, которые дали мне научные знания, друзей и цель, столь возвышенную, что все жертвы казались перед ней ничтожными»[278].
Этой целью была социалистическая революция в России. «О гнете современного политического строя России, об отсутствии какой бы то ни было возможности действовать в ней путем устного и печатного слова мы не помышляли... Думали вырабатывать среди народа сознательных социалистов в западно-европейском смысле. Для этого, конечно, нужно было жить среди народа, по возможности даже сливаться с ним... Программа общества, членом которого я сделалась, резюмировала эти взгляды и говорила о социальной революции, которая осуществит социалистические взгляды и идеалы, как о ближайшем будущем»[279].
Осенью 1876 года в Петербурге возникло общество «Земля и воля». В феврале 1877 года начался «процесс 50-ти», по которому судились Бардина и ее подруги. Из шестнадцати девушек, попавших на скамью подсудимых, одиннадцать не достигли 20 лет. «Цюрихские мечтательницы и идеалистки в жгучей атмосфере родины в несколько месяцев превращаются в выдержанных, стойких заговорщиц»[280],— писал впоследствии в своем очерке о Софье Бардиной Степняк-Кравчинский. Он восхищался ее рациональным, практическим планом — сперва приготовить революционные кадры из городских рабочих, а уже потом с ними отправляться в деревню.
На суде Бардина произнесет знаменитую речь, которая поразит русское общество неотразимостью доводов и благородством социалистических стремлений. На скамье для публики сидела вернувшаяся в Петербург Вера Фигнер. Больно ей было смотреть на свою сестру Лидию, на Софью Бардину — в некотором роде та была ее крестной матерью в социализме, на всех цюрихских подруг, которым предстояла тюрьма. Но вместе с тем и гордость за них переполняла ее. Как были высоки их души, чисты и бескорыстны сердца!
280
Степняк-Кравчинский. Софья Бардина.— В кн.: Ульяновский А. Женщины в процессе 50-ти. Спб., 1906.