За работой незаметно пролетела зима и наступила весна; а когда все было готово к отлету — истинная цель экспедиции оказалась надежно скрыта. Публика ожидала лишь занятных новостей о Сахаре, ее животном и растительном мире.
VII
«Украинский орел»
Последний предотлетный месяц Роздвянский целиком посвятил постройке своего аэроплана. Химическую мастерскую он оставил на попечении Галины, а сам с раннего утра до поздней ночи пропадал в цеху за городом.
Все составные части самолета были уже готовы, их нужно было только собрать воедино. Эта задача и являлась главным полем деятельности Роздвянского; рядом со своим самолетом он превращался в придирчивого инженера, контролирующего все этапы работ, ибо малейшая оплошность могла погубить все дело.
Сборка самолета происходила на фабричном дворе. Прежде всего подготовили основание — две длинные антолевые трубы, соединенные несколькими поперечинами; в задней части трубы сужались и загибались вверх.
На передних и задних концах труб поднимались четыре вертикальные стойки, а на них крепились такие же, как нижние, продольные трубы; в хвосте они загибались вниз и почти сходились с трубами основания. Вместе с многочисленными косыми распорками и проволокой все это представляо собой скелет будущего фюзеляжа.
Антолевый «скелет» был новым и чрезвычайно ценным изобретением. Антоль, сплав нескольких металлов, легкий, как сосняк и прочный, как сталь, превосходно заменял материалы, использовавшиеся ранее для постройки самолетов — бамбук и алюминий. Роздвянский одним из первых применил в авиастроении эту новинку; но поначалу, в Киеве, ему с трудом удавалось раздобывать антоль. Зато в Одессе антоля было с избытком: Одесский университет приобрел на Кубанщине единственный рудник, поставлявший руду для производства составляющих сплава.
Экспедиция должна была стать первым триумфом антоля.
Когда был готов фюзеляж, начали крепить крылья. Каркасом двух пар крыльев также служили антолевые трубы, соединенные более тонкими ребрами. Эти трубы, у фюзеляжа довольно широкие в диаметре, затем сужались, и концы их могли выгибаться, подобно настоящим птичьим крыльям. Покрытием крыльев служили широкие листы антолевой жести.
После этого приступили к отделке самолета, в первую очередь стенок. Днище было однослойным, из толстой антолевой пластины; двойные стенки состояли из антолевых рам, на которые натянули сетку из антолевой проволоки и залили все стеклом. Опыты показали, что такое «антолевое стекло» было прочнее старого стекла на железной сетке; к тому же оно было почти прозрачным. Таким же был и изогнутый, как свод, потолок. В задней стене центрального отсека имелась дверь, ведущая в хвостовую часть фюзеляжа, походившую на коридор с иллюминаторами из антолевого стекла. Он заканчивался темной «хвостовой каморкой», которая была отведена под химическую мастерскую и фотографическую лабораторию.
До сих пор все шло гладко. Наибольшие трудности возникли при креплении носовой гондолы. Здесь требовалось перейти от прямоугольного сечения фюзеляжа к круглому и постепенно сужавшемуся, наподобие носа торпеды. Пришлось не раз переделывать и модель, и саму носовую часть самолета, прежде чем конструкция стала безупречной. Гондола была обшита толстой жестью с окнами на три стороны.
Самолет уже стоял на колесах. Двенадцатиколесная рама располагалась прямо под центральным отсеком фюзеляжа; хвост опирался на четыре колеса поменьше.
Внутри самолет был оборудован со всеми удобствами. Центральный отсек был разделен на четыре помещения, идущие анфиладой. Первое, непосредственно за торпедообразной гондолой, служило библиотекой и кабинетом для научной работы. Второе — самое просторное — было отведено под спальню; посередине и вдоль стен стояли в три яруса, как в корабельных кубриках, 24 койки. В третьем была устроена столовая, она же гостиная, в четвертом кухня с продуктовой кладовой.
Коридор служил складом научного оборудования. Оно было размещено вдоль стенок, оставляя посередине проход.
Не хватало лишь последнего и самого важного: моторов. Для них предназначалась гондола. На носу установили два громадных радиомотора; по мощности они превосходили все двигатели, построенные до сих пор Роздвянским. Моторы запускались попеременно; при этом резервный мотор был всегда готов к работе. Роздвянский вложил в двигатели все свои знания и опыт и был уверен, что они выполнят свою задачу.