С профессорами путешествуют ассистенты. Михаил Антонович привез из Киева в Одессу всех своих давних помощников: Покатило, Берестецкого и Завалу. Они помогали ему в постройке аэроплана и подготовке экспедиции, а теперь отправились в путь вместе с нами. Ассистент Василенко — Гучко, такой же увлеченный археолог. Врачи взяли с собой фельдшера Павлюка, которому поручен уход за аптекой. К научному персоналу экспедиции принадлежу, наконец, и я.
Технический персонал включает одного одесского радиотелеграфиста, Онищенко, работавшего в Киеве на заводе Михаила Антоновича, искусного механика Яворенко (тоже с киевского завода), четырех опытных пилотов, повара Рукавичку — весьма комического персонажа — и двух служителей: Тхора и Грушко. Всего нас вылетело из Одессы 23 человека; двадцать четвертый, ассистент проф. Слушкевича, незадолго до отлета заболел и остался дома, а вместо него мы в Константинополе приняли на борт Стопескула. Еще с нами летит большой пес Ивана Антоновича, Бублик. Вот и все, что следует знать о личном составе экспедиции.
«Украинский орел», наш самолет, описывать не стану, но по возвращении вклею сюда его фотографию, которая вместе с описанием была помещена в последнем номере одесского научно-технического журнала «Космос». А здесь я лучше расскажу о том, чего люди не знают: о его ровном и уверенном полете и о наслаждении, какое испытывает каждый, кто летит над землей.
4 апреля, полдень. Селение Мандра, в Греции
Вот куда загнала нас проклятая буря! Вместо Египта мы отклонились в сторону и очутились в Греции, лежащей чуть ли не в 500 километрах от намеченного пути! Но это еще мелочи; не будь Михаила Антоновича, мы все погибли бы, а наш самолет разбился о прибрежные скалы Средиземного моря!
Мне не описать весь ужас воздушной бури. Она намного страшнее любго морского шторма. Там-то хоть чувствуешь, что под тобой что-то есть, что ты не провалишься вниз, а здесь не понять — не то падаешь, не то вихрь тащит тебя вверх; оглянуться не успеешь, как самолет расплющится о скалу. Страшно, что говорить!..
А началось все как-то незаметно. Когда я ложился спать, небо чуть хмуилось, но такой непогоды никто и не ждал.
Помню, я крепко заснул, как вдруг меня разбудила странная качка, громкие голоса и топот ног в гостиной. Я вскочил, оделся и пошел туда. В гостиной уже собрались все, и я узнал, что приближается буря. Михаил Антонович уверял нас, что в самолете совершенно безопасно и бояться нечего; но все же он посоветовал нам оставаться за столом, чтобы легче было сохранять равновесие. Сам он отправился в кабину.
Аэроплан бросало во все стороны, влево, вправо, вверх и вниз. Но это покачивание было незначительным; казалось, мы слышали, как вращались наши могучие гиростаты, не позволяя вихрям опрокинуть аппарат. Ветер дико ревел, свистел в крыльях и заглушал шум моторов. Мы сидели молча. На всех лицах отражались если не ужас и тревога, то по меньшей мере волнение и беспокойство. Снаружи едва начало светать; у нас горел свет.
Мы летели на высоте 4000 метров; там был сильный ветер, но Михаил Антонович считает, что в таких случаях предпочтительней подняться выше. Иначе в тумане, говорит он, можно столкнуться с какой-нибудь горой и разбиться.
Стало светать. Утро было очень неприветливым. Вокруг не было видно ничего, один серый туман. Туман сверху, туман снизу, туман по бокам… Даже солнечные лучи были не в силах его пробить.
Мы сидели уже добрых два часа, кивая головами и покачиваясь в такт ветру, и время от времени хватались руками за стол, привинченный к днищу. Вдруг за стенкой по правому борту послышался страшный треск, словно там сломался какой-то массивный предмет, и самолет резко закачался. Мгновенно вновь раздался треск, звук сильного удара, и одна стеклянная стена с грохотом разлетелась. Через образовавшийся проем в гостиную вкатился громадный шар, с разгона ударил в ножку стола и разнес ее на куски. Мы все вскочили, но не смогли удержаться на ногах из-за жуткой качки. Пришлось снова сесть и схватиться за стол. Тем временем обезумевший шар носился, как дикий зверь, по всей комнате и перекатывался от стены к стене; счастье еще, что он никому не переломал ноги.