— Опять же, ну и что?
— Любопытство — главная черта ученого.
— Любопытство сгубило кошку. — К Рипли вращалась ее обычная насмешливость. — К тому едва ли можно назвать настоящим ученым человека который разъезжает по миру, играя в охотника за ведьмами.
— Знаете, именно так говорит мой отец, — весело сказал Мак, встал, собрал грязные тарелки и поставил их в раковину.
— Значит, он разумный человек.
— О да. Я для него — сплошное разочарование, Нет, это несправедливо. — Бук вернулся и долил вина в бокалы. — Скорее головоломка, в которой хватает нескольких деталей… Кстати, расскажите мне о своих родителях.
— Они на пенсии. Отец был шерифом до Зака, мать — дипломированным бухгалтером. После выхода в отставку они купили трейлер и с тех пор живут на колесах.
— Объезжают национальные парки?
— Да, но не только. Они наконец-то получили возможность пожить для себя и напоминают двух подростков во время бесконечных весенних каникул.
Не столько эти слова, сколько тон, которым они были сказаны, помогли Маку понять, что Тодды были крепкой и счастливой семьей. Можно было не сомневаться: ее неконтролируемые выбросы энергии не были связаны с семейными ссорами.
— Вы работаете вместе с братом.
— Очень тонкое наблюдение.
Похоже, она окончательно пришла в себя.
— Я познакомился с ним вчера. Вы не слишком похожи. — Он оторвался от своих записей. — Если не считать глаз.
— Все гены красоты в нашей семье достались Заку. Мне ничего не осталось.
— Вы присутствовали При аресте Ивена Ремингтона, когда Зак был ранен.
Ее лицо снова окаменело.
— Хотите прочитать полицейский отчет?
— Я уже знаком с ним. Судя по всему, ночь выдалась не из легких. — Не будем форсировать события, решил он. — Вам нравится быть копом?
— Иначе я этим не занималась бы.
— Рад за вас. А почему «Мальтийский сокол»? — продолжал спрашивать Мак.
— Что?
— Мне интересно, почему вы выбрали именно этот фильм Богарта, а не, скажем, «Касабланку».
Рипли покачала головой, собираясь с мыслями.
— Не знаю. Может быть, потому что «Касабланка» — это игра, а «Сокол» — работа. В этой картине торжествует справедливость.
— Я всегда думал, что Илза и Рик после войн поженились, а Сэм Спейд так и остался сам по себе… Какая музыка вам нравится?
— Что?
— Музыка. Вы сказали, что любите заниматься физическими упражнениями под музыку.
— Какое это имеет отношение к вашей работе?
— Вы же не хотите участвовать в моем исследовании. Раз так, мы могли бы использовать оставшееся время, чтобы лучше узнать друг друга.
Она шумно выдохнула и пригубила бокал.
— Вы действительно странный человек.
— Ладно, если так, оставим вас в покое и поговорим обо мне. — Он откинулся на спинку стула Лицо Рипли сразу стало расплывчатым, и Мак поду мал о том, что пора сменить очки. — Мне тридцать три года, и я очень богат. Второй сын в семье Буков. Моя семья всегда специализировалась на юриспруденции. А я еще в детстве увлекся сверхъестественным: его историей и влиянием на культуру и общество. Это заставило родителей обратиться к психо-логу, и он заверил, что мое поведение — особа форма мятежа.
— Они потащили вас к психиатру, потому что вам нравились привидения?
. — Знаете, если четырнадцатилетний мальчик становится студентом университета, кто-то всегда вызывает к нему психиатра.
— Четырнадцатилетний? — Рипли поджала бы. — Да, это необычно.
— Скажем так: в этом возрасте редко бегают на свидания. — Увидев, что у Рипли дрогнул в усмешке уголок рта, Мак обрадовался. — Я направлял первые проявления сексуальной энергии на науку и личные интересы.
— Иными словами, налегали на книги.
— Да. Когда мне исполнилось восемнадцать, родители махнули на меня рукой и отказались от мысли пристроить в какую-нибудь из семейных фирм. Достигнув совершеннолетия, я стал самостоятельно распоряжаться своими деньгами и получил возможность заниматься тем, чем мне хочется.
Рипли нагнула голову. Любопытство брало свое.
— А романы у вас были?
— Пару раз. Я знаю, что испытывает человек, когда его изо всех сил подталкивают к тому, чего он не хочет или к чему не готов. Говорят, со стороны виднее. Может быть, иногда это и верно. Но это не значит, что другие люди имеют право делать выбор за вас.
— Не поэтому ли вы позволяете мне соскочить с крючка?
— Это одна из причин. Вторая заключается в том, что вы скоро передумаете. Не сердитесь, — быстро сказал он, увидев, что Рипли вновь поморщилась. — Когда я приехал сюда, то подумал, что буду работать с Майей. Но вместо этого работаю с вами… по крайней мере, на первых порах.
— Почему?
— Потому что мне хочется кое-что узнать. Ну что ж, условия пари выполнены. Я отвезу вас домой.
— Я не передумаю.
— Ничего, мне не жаль даром потраченного времени. Хорошо, что его у меня полно. Я схожу за вашим пальто.
— И я вовсе не нуждаюсь в том, чтобы вы везли меня домой.
— Не будем спорить, — ответил он. — Я не позволю вам идти домой пешком, в темноте и при морозе за тридцать градусов.
— Вы все равно не сможете отвезти меня. Вашу машину засыпало снегом.
— Я откопаю ее за пять минут.
Рипли хотела поспорить, но передняя дверь хлопнула, и она осталась одна.
Любопытная Рипли открыла дверь кухни и, дрожа от холода, стала смотреть, как он откапывает «ровер». Следовало признать, что мускулы, которые так понравились ей утром в спортивном зале, была даны ему не только для красоты. Похоже, доктор Бук умел ими пользоваться.
И все же настоящей сноровки у него не было. Рипли открыла рот, но вовремя спохватилась. Но хватало еще продемонстрировать, что она испытывает к нему интерес. Поэтому она закрыла дверь и стала растирать окоченевшие руки.
Когда передняя дверь хлопнула снова и послышались шаги Бука, Рипли оперлась спиной о кухонный стол и притворилась, что скучает.
— Чертовски холодно, — сказал он. — Где я оставил ваши вещи?
— В спальне, — равнодушно сообщила Рипли.
Воспользовавшись моментом, она быстро обошла стол, заглянула в записи и зашипела от досады. Он пользовался стенографией. Во всяком случае, это было похоже на стенографию. Как бы там ни было, записи представляли собой непонятные символы черточки и закорючки, ничего ей не говорившие. Но рисунок в середине листка заставил ее ахнуть.
Это был ее портрет, причем чертовски похожий. Быстрый набросок анфас. Она выглядела… расстроенной. И настороженной. Что ж, тут он прав.
Сомневаться не приходилось: Макаллистер Бук был человеком наблюдательным.
Когда он вернулся, Рипли с невинным видом стояла в полуметре от стола, засунув руки в карманы.
— Я немного задержался. Никак не мог найти ключи. Понятия не имею, как они попали в раковину в ванной.
— Полтергейст? — лукаво спросила Рипли, заставив его рассмеяться.
— Если бы… Просто я ничего не кладу на место. — Он оставлял на полу снежные следы.
Рипли молча надела куртку, замотала шарф. Мак держал ее пальто. Поняв, что он хочет помочь ей одеться, Рипли покачала головой.
— Я никогда не могла этого понять. Как, по-вашему, мы надеваем пальто, если поблизости нет мужчин?
— Это выше нашего разумения. — Довольный Мак надел ей на голову шапочку и поправил рассыпавшиеся по спине волосы. — А перчатки?
Рипли вынула перчатки из кармана пальто.
— Что, папочка, хотите надеть их на меня?
— Конечно, радость моя.
Однако когда он протянул руку, Рипли отстранила ее. Улыбнулась, увидев волдыри на его запястье, но тут же ощутила укол совести. Она могла причинить человеку боль, если этот человек того заслуживал.
Но не в этом случае.
Следовало искупить свою вину. Даже если для этого придется поступиться гордостью.
Увидев выражение ее лица, Мак посмотрел на свое запястье.
— Пустяки, — сказал он, одернув манжет.
— Это решать мне. — Она не стала сокрушенно вздыхать. Просто взяла его за руку и пристально посмотрела Буку в глаза. — Это не для протокола и нё для вашей работы. Понятно?