– И королева, – с короткой усмешкой добавила Ульрика. – Какой бы она ни была, она долгие годы оставалась правительницей. И было бы неправильным показать народу, что наделённые властью тоже иногда заслуживают подобной расплаты. Открытое осуждение одного позволит смело порицать всех, кто потом будет занимать его место. К тому же наше положение и так по-прежнему нельзя считать незыблемым.
Наследник замолчал, не зная, стоит ли согласиться с этим или дать волю негодованию, охватывавшему его при мысли о том, что главная виновница всех несчастий его матери и многих бед страны останется безнаказанной и, быть может, сумеет снова устроить свою жизнь каким-нибудь вполне приятным образом.
– А теперь окажи любезность, отыщи камердинера моего брата и отправь к нему, – как ни в чём не бывало попросила Ульрика, избавляя его от необходимости отвечать. – Я буду там.
Король не обернулся на звук открывшейся двери, продолжая сосредоточенно скатывать шарики из хлеба, оставшегося после завтрака. Ульрика нерешительно остановилась у порога, без всякого узнавания глядя на сгорбившегося, неопрятного старика, бессмысленно раскачивающегося в кресле. Если бы не яркий солнечный свет, безжалостно заставляющий отмести все сомнения, она бы так и не поверила, что перед ней сидит брат.
– Ульдерик, – негромко позвала она, осторожно подходя ближе.
Король вздрогнул, будто звук человеческого голоса рождал в нём страх или отвращение, и ещё сильней сжался в кресле, пытаясь стать незаметным.
– Ульдерик, – повторила Ульрика. – Ты меня видишь?
– Хочу мёду, – пробормотал король, наконец поднимая на неё ничего не выражающий взгляд. – Почему мне никогда не дают мёд?
– Я распоряжусь, – пообещала сестра, напрасно пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Скоро принесут… Ты меня не помнишь? Я Ульрика.
– Ульрика, – жалобно повторил король, тихо всхлипывая и тут же испуганно отворачиваясь. – Бедная Ульрика… Матушка меня никогда не простит…
– Простит, – почти неслышно выдохнула Ульрика и, заслышав рядом с дверью чьи-то шаги, торопливо размазала слёзы по лицу, безуспешно пытаясь придать себе бодрый вид.
Впрочем, вошедший слуга был слишком ошеломлен обрушившимися на дворец переменами и озабочен мыслями о собственном будущем, чтобы замечать настроение господ.
– Ты камердинер короля? – холодно поинтересовалась Ульрика, невольно чувствуя к прислужнику неприязнь, хоть тот и не был виновен в плачевном состоянии правителя.
– Нет, Ваше Высочество, – запоздало кланяясь, ответил тот. – Камердинер Его Величества спешно покинул дворец, даже не получив жалование за последний месяц.
– Знаешь, когда последний раз к королю приходил лекарь?
– Нет… Давно, Ваше Высочество. Королева приказывала никого не впускать, она сама приносила Его Величеству какое-то лекарство.
– Что за лекарство? – сквозь зубы осведомилась Ульрика.
– Не знаю, Ва…
– Так узнай! Найди остатки и принеси мне! И немедленно отыщи врача… Только не дворцового, отправляйся в город и приведи оттуда. По пути скажи на кухне, чтобы королю принесли тёплой воды для умывания и чаю с мёдом и орехами.
– Как прикажете, Ваше Высочество. Уже бегу!
Ульдерик всё так же щипал хлебный мякиш, кажется, даже не замечая царящего вокруг оживления. Только увидев перед собой таз с водой, король вдруг радостно, по-детски засмеялся, с интересом наблюдая, как от колыхания воды меняется, то разбиваясь и исчезая, то снова показываясь в глубине, его отражение.
– Давай я помогу, – мягко предложила Ульрика, жестом отсылая служанку и, не дожидаясь согласия короля, взяла в руки кусок мыла.
Когда большая часть воды оказалась на полу и её платье, король, устав от нежданного развлечения, перестал разбрызгивать мыльную пену и тихо захныкал, обиженно отворачиваясь от полотенца и снова вспомнив о мёде.
Ульрика горько вздохнула, ставя перед братом вазочку с лакомством.
– Ты меня не вспоминаешь? – в который раз беспомощно повторила она. – Ульдерик! Ты помнишь, кто ты сам?
Король резко повернулся к ней, уронив ложку, и тут же расстроенно нахмурился.