Выбрать главу

Повсюду стонали раненые, обессиленно падая прямо под ноги сражающихся. Опустошённая земля покрывалась печальными белыми цветами, без слов говорящими о том, что поверженных уже не спасти. Только кое-где ещё расцветали пурпурно-красные или сине-лиловые соцветия, призывающие на помощь раненому.

Аэрис, не обращая внимания на негодование Дагара, без устали появлялся в самом центре битвы, пытаясь вынести пострадавших – не только лесных воинов, но и барбариев, и фаллаборгцев, у которых уже не хватало сил на то, чтобы самим покинуть поле боя. Вражеская армия не спешила помогать своим раненым, рассудив, что это только отнимет силы и время.

Мегзель рухнул прямо перед волшебником, подкошенный ударом барбарийского боевого топора. Выпустив все свои стрелы, плохо владеющий другим оружием лучник тут же оказался лёгкой добычей. Неумелые попытки защититься чьим-то мечом, подобранным на поле боя, не помогли выбраться из гущи сражения.

Чародей взвалил сражённого фавна на плечи, ощущая, как вместе со струящейся из рассеченной головы кровью из раненого безвозвратно утекает жизнь. Однако дух ещё не спешил покинуть поверженного, упрямо сопротивляясь непреодолимо подступающему туману хаоса.

Ловко лавируя между сражающимися, Аэрис беспрепятственно пробрался под сень деревьев, чтобы, освободившись от своей ноши, тут же снова вернуться на поле битвы.

Когда небо в очередной раз потемнело, никто уже не поднял головы в невольном удивлении, никто ни на минуту не опустил оружия в надежде на ночной отдых. День и ночь уже перестали иметь значение – каждый знал, что бой продолжится до тех пор, пока какая-нибудь из армий не будет уничтожена полностью.

Но вдруг воздух прорезал звонкий и яростный боевой клич. Необъяснимое торжество, звучащее в сотнях голосов, заставило сражающихся изумлённо замереть. Даже барбарии, привычные к зычным воинственным возгласам, начали озираться с невольным ужасом.

Никто ещё не успел понять, что же случилось и откуда ждать новой опасности, как откуда-то с неба на фаллаборгскую армию обрушился шквал камней. Забыв об осторожности, воины запрокинули головы, пытаясь понять, что за стихия неожиданно обратилась против них.

Тут же на обескураженных воинов обрушились бесчисленные удары копий. Не переставая наполнять пространство грозными воплями, лугуты свирепо набрасывались на неприятелей. Маленькие человечки лихорадочно махали слабыми тонкими крыльями, с очевидным трудом удерживаясь в воздухе, однако совершенно не собирались прекращать атаку.

Почти невесомые деревянные копья с острыми стальными наконечниками – длинные, как пики барбариев, но лёгкие, как стрелы – оказались грозным оружием, которое позволяло воинственному народу метко разить противников, оставаясь в полной недосягаемости от них.

Воодушевлённые нежданной помощью лесные воины с новыми силами бросились в бой. Барбарии в ужасе размахивали оружием, пытаясь прорваться мимо окружавших их зверей, чародеев и фаллаборгцев, и покинуть поле боя. Воины Фаллаборга мешкали, не зная, спасаться ли им самим или ещё попытаться заставить невольников продолжить бой.

Принц Урлик резво соскочил с валуна, прикрывая голову щитом, и в панике заметался между сражающимися, судорожно отыскивая пути к спасению. В воцарившейся суматохе никто и не подумал помочь правителю.

– Не отступать! – выкрикнул наследник, стремясь поскорее оказаться за спинами сражающихся. – Заставьте лучников стрелять по крылатой мелюзге!

Никто и не подумал передать приказ принца дальше. Теперь каждый только пытался защитить свою жизнь, не беспокоясь о дальнейшем.

– Не сметь отступать! – снова закричал Урлик, с ужасом понимая, что оказался в самой гуще беспорядочно мечущейся толпы. – Все будут казнены! Четвертованы! Сожжены! Трусы!

Тут же, будто в ответ на эти слова, над полем боя пронёсся твёрдый голос лесного короля:

– Вы обречены! Сдавайтесь, и вы получите жизнь и свободу, я обещаю вам! Ни к чему умножать напрасные потери, сдавайтесь!

Обессиленные воины растерянно замерли, раздумывая, можно ли верить чародеям. Кто-то из фаллаборгцев начал неуверенно опускать оружие, признавая поражение. Более подозрительные барбарии, не привыкшие к тому, что кто-то может честно следовать данному слову, всё ещё пытались бороться.