Навеянное внушение с новыми заданиями уже стало действовать. Ведь мемохарб внушил идею задействовать его умения при некоторых болезнях всё тех же кремлёвских столпов власти. Конечно не сейчас, и не для всех, но такой момент, когда можно будет укрепить свой личный авторитет (считай — определённое влияние), обязательно появится.
По этому поводу лучше отвечать обтекаемо, без жёсткой конкретики:
— Не знаю, даже… В каждом случае надо пробовать. И будучи хорошо отдохнувшим. То есть, предупредив меня как минимум за два дня до того, чтобы я свои силы исцеления не растрачивал.
— Хорошо. Если что, то я сразу звоню Михаилу Никифоровичу! — принял решение Смирнов.
Кстати, просто поблагодарить юного студента, чисто по-человечески, он и не подумал. Словно тот ему был обязан по жизни делать добро. Что крайне Киллайду не понравилось. И это — при его невероятной прагматичности и с тотальным равнодушием к подобным условностям этого мира.
На том и договорились, потому что у министра деньоказался невероятно загружен. Как и у Ахутина, который и так выбился из составленных на сегодня планов. Но когда ехали обратно в институт, главный хирург выглядел довольным и не скрывал этого:
— Очень важно, что он станет привлекать тебя иногда, только с моим участием! — втолковывал он своему протеже. — Так и мне будет спокойнее, и тебе лучше. Иначе можешь нарваться на какую-то подставу по своей неопытности… Или на дурака. Да и вообще, Смирнов — тот ещё фрукт! От него что угодно можно ожидать. Да и любит он своих подчинённых держать в ежовых рукавицах не только с помощью силы своего положения. Разным компроматом тоже не брезгует…
Эти детали Шульга отныне знал стократно лучше своего покровителя. Только и следовало всё тщательно продумать, спланировать и определиться, какой ход окажется наиболее продуктивным и максимально эффективным.
В институте уже началась последняя пара, так что не стоило на неё показываться с опозданием. Лучше пропустить. Поэтому Киллайд отправился сразу в лабораторию. Разве что сказал на входе, где он будет. Потому что почти каждый работник или учащийся альма-матер уже хорошо знали эту самую юную парочку студентов. И знали, что они постоянно друг друга стараются держать под наблюдением. А потому никогда не ждали традиционного вопроса «А где…», сразу отвечали:
— Не знаем! — или: — Вон в ту сторону пошёл. Или пошла. — Порой добавляли с ехидцей: — Злая! Тебя искала! — или: — Сердитый! Грозился кого-то в угол поставить.
А если в общем описывать отношение товарищей по учёбе и большинства преподавательского состава, то оно характеризовалось многими словами: покровительственное, снисходительное, дружелюбное, сопереживательное, восхищённое, удивлённое… В общем: крайне положительное. Ну, разве что, капельку завистливое. Потому что учились Бельских и Шульга не просто на «отлично», а показывая уникальные знания для первокурсников и поражая преподавателей зрелыми рассуждениями, хорошо сформированной логикой и даже новыми, пусть не всегда понимаемыми идеями.
И никто не догадывался, что такое отношение грамотно в них программировал представитель иной разумной цивилизации. А мемохарб максимальным перенапряжением своего тела, только ускорял своё развитие, стараясь при встрече с любым потенциально полезным человеком внушать нужные установки на дружбу, поддержку и защиту. Вот так и формировал вокруг себя благожелательную обстановку. В такой атмосфере и безопасность повышалась многократно, что и являлось наиболее важным моментом в отношении возлюбленной Настеньки.
Именно по причинам новых идей, юная парочка и проводила времени в лаборатории не в пример больше остальных студентов. И налегали они там в первую очередь на фармацевтику и микробиологию. Ну, насколько их к этому делу допускали преподаватели. На первый взгляд, там фонтанировала рацпредложениями именно Анастасия, оперирующая такими сложными химическими формулами и абстрактными понятиями о природе лекарств, что даже профессора её слушали с отвисшими челюстями. А когда приходили в себя, всё-таки соглашались с проведением новых опытов и с постановкой новых экспериментов. Перспективы казались сказочными, результат мог получиться ошеломляющим на мировом уровне, если не на Нобелевскую премию. Но пока всё шло на стадии первичных разработок и конечный результат просматривался плохо. Зато исследования уже шли в хорошем темпе.