Ещё минута, и внутри воровской малины послышались автоматные очереди. Напоследок два одиночных выстрела. И вот уже водитель выскакивает из подъезда во двор и начинает интенсивно поливать пулями закреплённую за ним полуторку. Естественно, что солдатики, испугавшись за свои жизни, стали залпами стрелять по автоматчику. Попадали они неважно, но общими усилиями всё-таки упокоили сошедшего с ума милиционера. Ну и про визит постороннего парня они уже давно забыли.
А тот уже спокойно, с чувством хорошо выполненного долга, спешил в институт. Всё-таки следовало там появиться хотя бы на парочке лекций. Благосклонным к себе отношением тоже нельзя слишком часто манкировать. Один недовольный преподаватель появится, другой, третий, и вот уже нет авторитета у одного из самых перспективных студентов. При этом не стоило забывать, что недовольных, завистливых, прочих недоброжелателей и так хватало. Всех-то перепрограммировать на любовь к ближнему, да постоянно поддерживать в таком режиме — никаких сил, ни времени не хватит.
Несмотря на все желание, попасть на лекцию не удалось. Сразу на входе в институт, студента Шульгу озадачили распоряжением:
— Немедленно явиться к завкафедрой, к Ахутину!
Пришлось поторопиться в нужный кабинет, ещё на входе в который грымза-секретарь сделала страшное лицо. Мол, шеф жутко гневается. Кстати, очень добрая и грамотная в своём деле оказалась эта секретарь, душевный человек, мать троих детей. Только и стоило покопаться в её биографии тщательнее, да тронуть нужные струны характера.
Михаил Никифорович в самом деле выглядел встревоженным, раскрасневшимся и нервным. Сходу наехал с претензиями на парня:
— Ты почему пропускаешь занятия, Шульга?! Много знаешь? Зазнался?
— Чем больше я знаю, тем лучше понимаю, что мало знаю, — со скорбным видом произнёс мемохарб, враз сбивая с генерал-лейтенанта весь пыл и желание покричать. — Но в данном случае очень чётко вижу, что чрезмерное покраснение вашего лица, уважаемый профессор, это следствие тяжёлого нервного срыва. Что может привести к осложнению работы сердечнососудистой системы. И нам опять придётся повторять весь цикл восстановления. А ведь только-только я позволил вам вновь употреблять коньяк в малых дозах.
Пока он так говорил монотонным, скучным голосом, Ахутин заметно успокоился и даже насмешливо фыркнул:
— Не пугай меня, знахарь-малолетка! Я тебя уже не боюсь, потому что здоров! Иначе говоря, кончилась твоя власть!.. Мм… Ну разве что для профилактики будешь иногда ко мне домой заскакивать. Очень уж тебя моя жена привечать стала…
— Да, достойная, умнейшая женщина…
— Ладно, ладно! Это я и сам знаю… что вы сговорились!
— Тогда зачем сейчас меня… мм, с лекций сорвали?
— За посещаемость — отдельно спрошу! — строго нахмурился профессор. Но тут же перешёл на дружеский, почти родственный тон: — Понимаешь, Александр! У моих коллег — крупные неприятности. И как-то там всё так странно закрутилось, цепляясь друг за дружку… Во-первых: при весьма странных и трагических обстоятельствах погиб главный терапевт нашей страны, академик Вовси.
Шульга не выдержал и презрительно скривился:
— Этот расхититель медикаментов?.. Не удивлён! — видя, как расширяются глаза Ахутина, понял, что придётся раскрывать некоторые тайны прямо сейчас. И приступил к рассказу.
30 глава
В своём кратком повествовании, Киллайд ссылался на источник своих знаний, упоминая в первую очередь академика. Того самого, который уже умер, и который обучал, натаскивал и исследовал самого Шульгу, якобы совсем ещё недавно. При этом приводил такие бесспорные и важные факты, что слушателю сомневаться в них не приходилось. А в финале подвёл соответствующие итоги:
— Естественно, что сейчас, после такого скандала и обыска в квартире покойной четы, органы начнут копать, и отыщут всех виновных в хищениях государственного масштаба. Мало никому не покажется. И ваше счастье, Михаил Никифорович, что вы ничем себя не запятнали в этой грязной истории и не стали соучастником. Можно сказать, повезло, что вы этого Вовси недолюбливали изначально, на уровне простой человеческой антипатии.
Озадаченно кряхтящий Ахутин, согласно кивал головой и приговаривал:
— Надо же, как оно всё… Я и не знал… И ведь никто про обыск и про кучу найденных лекарств — ни слова!.. Но теперь-то очень многое становится ясным!.. И сразу отпадает во-вторых, в-третьих, в-четвёртых… и так далее.