Совсем хорошо обстояло дело с гипнозом. Теперь пьетри уже мог с расстояния чуть больше метра, при относительном покое подопытного землянина, воздействовать на него. Понятно, что это воздействие не всегда и не на всех распространялось в одинаковой мере. Ведь многие люди обладали врожденной или приобретённой сопротивляемостью к любому гипнозу. Те же пакри, к примеру. Иначе говоря, разумные существа имеющие от природы блокировку против гипноза и против вселения в них. Правда, в самом Иркутске пакри практически не встречались, но всегда следовало учитывать их существование в природе.
Зато в общении с простыми людьми, гипнотическое воздействие кардинально облегчало общение и решало многие проблемы.
А вот в плане основной сути мемохарба, его умения перемещаться сознанием в любое выбранное тело, беря то под полный контроль, а потом возвращаться при желании обратно, ничего не прорисовывалось. Мало того, все просмотренные материалы в виде статей, очерков, научных доктрин и даже полученные в доверительных разговорах со специалистами данные, категорически утверждали: такое перемещение невозможно.
То есть уже смело можно было подводить первый, пусть не окончательный итог: гигантская сокровищница знаний мединститута, оказалась бесполезна для мемохарба. Ничего ценного для себя и практически важного он там не нашёл. Разве что некие косвенные ссылки и упоминания, трактующиеся в тех же источниках, как несусветная дикость, религиозный дурман и банальное шарлатанство. К этим ссылкам относились легенды, сказки, слухи и недостоверные россказни про сумасшедших монахов, или шаманов, впавших в маразм своего наркотического бреда. Мол, только у них (где-то там, в отсталых от веяний времени странах) существуют заблуждения, что душа умершего человека может вселяться в иное тело или в иную живую сущность. Социалистический материализм такой абсурд отвергает раз и навсегда.
Но так как Киллайд социалистом не был, а в коммунизм не верил, то постепенно начал поиск в ином направлении. Ему стали интересны все упоминания про разные монастыри Тибета, история индуизма целиком, тантрические системы совершенствования воли, духовные практики Востока вообще, и некие методики выхода в астрал в частности.
Во всех этих вопросах, к счастью, оказал невероятную помощь всё тот же профессор Эрдэр. Будучи сам известным путешественником, человеком с невероятно широкими познаниями и разнообразными увлечениями, он ещё и других таких же увлечённых коллег знал непомерное множество. Даже в Иркутске таковых хватало. И с многими из них Корней Савович охотно знакомил молодую супружескую пару, ставшую для него чуть ли не близкими и родными. Он чуть ли не ежедневно приглашал к себе домой то одного, то сразу несколько гостей, где устраивал скромные чаепития, скрашивающиеся сочными рассказами про иные страны, озвучиванием легенд и прояснением той или иной духовной составляющей. Участвующему в этих встречах Киллайду только и оставалось, что грамотными вопросами и своевременными междометиями направлять разговор в нужное русло. Ну и свои умения гипноза он не стеснялся применить, чего уж там деликатничать. Потому что некоторые откровения, выводы и домыслы, осторожные собеседники старались обычно оставить при себе.
В общем, появилось новое направление познавательной деятельности, которое могло принести пользу и над которым следовало работать. В возможной перспективе, именно туда придётся направить все силы, средства и время.
Попутно для Александра хватало дел и в окружающей действительности, так сказать — в быту и прозаике суровой действительности. Вначале, потратив на это больше месяца (по часу в день), он завершил картину, созданную впервые в обеих своих жизнях. Сама демонстрация работы, превратилась в некий особенный, эмоциональный праздник для молодой пары. Если не сказать, что шоу. Шульга купил бутылку хорошего белого вина, сготовил к приходу супруги запеченную в сметанном соусе рыбу, сделал несколько салатиков и украсил стол витыми свечами. Получилось шикарно и таинственно. Встретил Настю, усадил за стол и угостил для начала толикой вина. Затем заставил хорошо поесть и только потом, под звук льющегося из патефона танго, снял покрывало с картины.
Несколько минут Бельских сидела на месте, в некотором шоке рассматривая произведение искусства издалека. Потом встала, и принялась анализировать детали, чуть не уткнувшись в них носом. На это у неё ушло гораздо больше времени. Причём она при этом не молчала, комментируя всё рассмотренное в своей непосредственной, восторженной, экспрессивной манере: