— Никогда о таком не слышал...
— Но это так, — со всей серьезностью заявил Сьенфуэгос. — И теперь он каждую ночь будет пить вашу кровь, пока вы не умрете... Вот попомните мое слово! — прошептал канарец, вновь наклоняясь к самому его уху.
— Не случалось ли вам в последнее время обидеть кого-то, кто мог быть связан с Князем Тьмы?
Казалось, Бальтасар Гарроте по прозвищу Турок вот-вот упадет в обморок; он бессильно откинулся на спинку стула, будто сломанная кукла, и, тяжело вздохнув, хриплым шепотом произнес:
— Недавно я чуть было не отправил на костер одну ведьму.
— Не может быть!
Тот сокрушенно покачал головой:
— Вы разве не слышали, что донья Мариана Монтенегро сейчас находится под судом Инквизиции? Так вот, я выступал обвинителем по ее делу.
— О Боже! — присвистнул канарец. — Тогда все понятно: вы навлекли на себя гнев сатаны.
— Так значит, донья Мариана и впрямь служит сатане? — недоверчиво спросил тот.
— Не обязательно, — поспешил ответить канарец. — Вполне может статься, что она ни в чем не повинна, но вы прогневали Князя Тьмы уже одним тем, что использовали его имя в своих целях. Вы и впрямь считаете, что эта женщина, как там ее зовут, виновна в колдовстве?
Какое-то время Турок колебался; видимо, на этот больной вопрос он предпочел бы не отвечать; однако был настолько потрясен услышанным, а также загадочными следами на теле, что в конце концов все же признался:
— Нет. На самом деле я совсем в этом не уверен.
— В таком случае, почему вы на нее донесли?
— Потому что из-за нее погибли многие мои товарищи. Но это слишком долгая история, чтобы рассказать в двух словах...
— Тем не менее, она может привести вас к поистине ужасной смерти и вечному пребыванию в аду. Вы не замечали пятен крови на своей подушке?
— Вчера, — признался вконец растерянный собеседник. — Я не мог понять, откуда они взялись.
— Это Люцифер пьет вашу кровь и роняет на подушку ее капли. — Сьенфуэгос немного помолчал, прежде чем продолжить с большим апломбом: — То есть, конечно, не лично Люцифер, а его маленькие демонята, подсылаемые им как раз для таких вещей, но это ничего не меняет, — добавил он с такой убежденностью, что никому и в голову не пришло бы усомниться в его словах.
— И что же мне теперь делать?
— Если честно, вы мало что можете сделать.
— А если я буду спать с распятием?
— Положив его в ноги?
— Нет, — ответил собеседник, весьма напуганный перспективой стать жертвой приспешников сатаны. — Не в ноги, конечно. Положу в изголовье кровати или повешу на шею. И буду спать, не снимая сапог.
— Вы собираетесь провести всю жизнь в сапогах и с распятием на шее? — многозначительно усмехнулся канарец. — Не думаю, что это удачное решение.
— Тогда что же мне делать? — воскликнул Турок. — Каким образом удалось спастись вашему кузену?
— Он примирился с демоном.
— Примирился с демоном? — недоверчиво переспросил бедняга. — Объясните мне на милость, каким образом можно примириться с демоном? Для того, чтобы примириться с Богом, нужно просто исповедаться, но я не думаю, что у демона есть место для публичных покаяний.
— Конечно, такого места нет, — согласился Сьенфуэгос, едва сдерживая смех. — Но думаю, что это все же можно сделать.
— Совершив какую-нибудь мерзость?
— Мерзость? — переспросил Сьенфуэгос, на сей раз искренне удивленный. — Что вы хотите этим сказать?
— Когда Господь налагает епитимью, он, как правило, велит сделать доброе дело; а Князь Тьмы, значит, наоборот — должен потребовать сделать что-то дурное.
— Честно говоря, я никогда не задумывался над этим вопросом, — признался канарец. — Но вряд ли Князь Тьмы требует именно этого.
— Тогда чего же он требует?
— Я не очень в этом разбираюсь, но думаю, что, если демон от вас не отстанет, быть может, вам стоит отозвать свое обвинение против этой ведьмы?
— Отозвать обвинение? — в панике воскликнул Бальтасар Гарроте, которому вдруг показалось, что мир перевернулся с ног на голову. — Но это невозможно!
— Почему же невозможно?
— Потому что у меня есть основания для этого обвинения. И очень серьезные.
— Если ваши основания настолько серьезны, что вы готовы пожертвовать собственной жизнью и спасением души — воля ваша. В противном же случае советую вам хорошенько подумать. Что до меня — то я выполнил свой долг, предупредил вас об опасности, несмотря на то, что вы — последний человек в этом мире, с которым мне хотелось бы иметь дело. Прощайте, кабальеро!
С этими словами он встал, церемонно откланялся, окинул его долгим взглядом, полным сострадания, как если бы смотрел на умирающего, и удалился, даже не оглянувшись, с видом человека, не желающего видеть столь безмерных страданий.