— Но ведь вы — Хуан де ла Коса, лучший картограф королевства!
— Ты считаешь, это может остановить тех, кто заковал в цепи самого вице-короля? Зря надеешься! — покачал головой кантабриец, словно пытаясь отогнать мрачные мысли. — Боюсь, святоше понравилось бросать в тюрьмы важных особ.
— А Родриго де Бастидас — что он за человек?
— Самый справедливый, добрый и миролюбивый, какого только можно представить. Именно такие капитаны, как он, по-настоящему достойны королевской награды, а вовсе не те кретины и прохвосты, которые зачастую отдают приказы. Мы прошли тысячи лиг, и сотни туземцев покорились нам без единого выстрела, даже оружие доставать не пришлось. Только представь, каким должен быть человек, если он сумел усмирить этих свирепых дикарей без единого выстрела! — восхищенно воскликнул моряк. — Кто бы мог подумать, что простой писарь из Трианы, который прежде и за пределы Севильи не выбирался, сумеет одним лишь мановением руки повергнуть к своим стопам целые народы? Я до сих пор не могу в это поверить.
— Но с Бобадильей у него это не получилось, — резонно заметил канарец.
— Надеюсь, что это ненадолго; хотя, насколько мне известно, эта свинья меняет свои решения, как только услышит звон монет.
— Ходят слухи, будто бы их величества уже назначили нового губернатора — некоего Овандо, который должен прибыть со дня на день.
— Корабли тащатся медленнее любой черепахи, — печально вздохнул картограф. — Надеюсь, этот Овандо успеет прибыть вовремя, чтобы спасти нашего доброго Родриго.
— Я вижу, вы очень ему преданы.
— Он это заслужил. Хотя когда он пришел ко мне в порт Санта-Мария, мне хотелось ему голову оторвать. Как он осмелился нанимать меня помощником, и это человек, никогда не ступавший на палубу корабля? Какой-то писарь! Бумагомарака, который, возможно, сколотил состояние подделкой документов! — он засмеялся. — Я пять минут кипел от ярости! А после этого растаял.
— Почему?
— Потому что в Родриго удивительным образом сочетаются утонченность жителя Трианы и жизненная сила валенсийца, и даже в своей болтливости он весьма убедителен. Самая неприступная дева тут же отдала ему самое дорогое, если бы ему только вздумалось попросить об этом, и я сам видел, как самые могучие вожди, не понимавшие ни единого слова из его речей, безропотно склонялись перед ним, покоренные одной лишь силой его личного обаяния.
— Просто удивительно!
— Совершенство прямо-таки сочится изо всех пор тела. Он настолько благороден, справедлив и честен, что вы без всяких сомнений усадили бы его на небесный трон, по левую руку от Бога-отца.
— Хотел бы я с ним познакомиться, — заметил канарец.
— Он с вами тоже, — заверил капитан. — Дождаться бы только, когда этого Бобадилью вышвырнут с острова вместе с его шайкой.
— Трудное это дело, я вам скажу!
— Да, непростое.
— Одного я не могу понять. Если он и в самом деле настолько безупречен — то как мог оказаться в столь плачевном положении?
— Таковы капризы судьбы, — моряк из Сантоньи отхлебнул из кувшина изрядный глоток вина (он никогда не упускал случая выпить), вытер губы тыльной стороной ладони и продолжил рассказ. — Мы вышли из Севильи в удачное время. Держали курс на юго-запад, пока волей судьбы не достигли Зеленого острова, а там добрались до берегов озера Маракайбо, где собрали огромное количество жемчуга.
— Я хорошо знаю эти места.
— Тогда вам должно быть известно, что там живет очень мирный народ; во всяком случае, нас они встретили вполне дружелюбно. Потом мы повернули на запад, где вскоре обнаружили устье большой реки, впадавшей в глубокий залив — они называют его Ураба. Так вот, там столько золота, что местные жители делают из него футляры для своих членов.
— Футляры из золота? — ахнул канарец. — Из чистого золота?
— Из чистейшего золота, вы такого никогда не встречали, — моряк цокнул языком. — Мы заключили сделку без единого выстрела, лишь одними подарками и улыбками; мы чтим их обычаи, они — наши. Мы не произнесли ни единого слова о Христе или грехе, и нам в голову не пришло требовать, чтобы они платили дань нашим далеким королям.
— Но ведь это — приказ Короны.
— Бастидас убедил меня, что их величества заблуждаются. Намного лучше иметь индейцев своими друзьями, чем вассалами, и пусть уж они верят в тех богов, какие им нравятся, чем навязывать им каких-то других, далеких и чуждых их пониманию.
— Может быть, вы и правы.
— Разумеется, я прав, и главное тому доказательство — несметные сокровища, которые мы увозили с собой, и добрые союзники, которых мы оставляли позади.