Брат Николас был человеком среднего роста, с густой рыжей бородой; он по праву пользовался большим уважением, будучи на словах и на деле честнейшим человеком и заклятым врагом алчности, при этом обладал удивительной скромностью — а скромность, как известно, зеркало всех добродетелей. Скромность его проявлялась во всем: в одежде, в пище, домашнем укладе и собственно в поведении: даже став губернатором, он никому не позволял именовать себя «ваше превосходительство».
Нетрудно представить, что не могло быть более ужасного и ненавистного правителя для всех тех, кто уже начал считать колонию своим частным владением, и не одна пара глаз опасливо косилась в сторону башен устрашающей крепости, подозревая, что недалек тот день, когда и сами они будут раскачиваться на виселицах или навсегда сгинут во мраке сырых подземелий.
Столица наполнилась бегающими писцами, чиновниками и авантюристами, спешащими завершить сделки и скрепить подписями документы, чтобы их не смогла оспаривать новая администрация, поэтому многие действительно важные вопросы оставались без внимания. неудивительно, что в таких обстоятельствах люди вроде Васко Нуньеса де Бальбоа, Хуана де ла Косы и других спутников Родриго де Бастидаса в том злополучном плавании, бродили по городу в надежде на то, что настанет день, и новый, более честный губернатор, вернет по праву принадлежащее им имущество.
— Только с содержимым этих трех сундуков мы могли бы избавиться от нищеты и жить безбедно до следующего плавания, — заметил Бальбоа, когда разговор вновь коснулся этой темы. — Но я сильно подозреваю, что Бобадилья никогда нам их не вернет, — он глубоко вздохнул. — Я, конечно, понимаю, что рудники — плохое решение, но что еще мне остается, если я хочу каждый день обедать?
— Возможно, мы сумеем как-нибудь помочь друг другу, — решился предложить Сьенфуэгос.
— И каким же образом? — поинтересовался Бальбоа, с еще большим аппетитом прикусывая бороду. — У вас есть для меня какая-нибудь работа?
— Возможно, что и есть, — ответил канарец. — Если вы и впрямь, как говорит мастер Хуан, настолько отважны и решительны, что способны одолеть в поединке даже собственную тень. Это действительно так?
— Это было бы действительно так, если бы я смог вернуть мою шпагу, — пошутил тот. — А вы что же, готовите новую экспедицию?
— Скорее штурм.
— Штурм? — удивился Бальбоа. — При этом слове приходит на ум поле битвы, какой-нибудь замок или крепость, вот только я сомневаюсь, что по эту сторону океана найдутся подобные сооружения. — И тут ему в голову, казалось, пришла блестящая идея. — Уж не собираетесь ли вы напасть на португальскую факторию? — произнес он, словно зачарованный.
— Португальскую факторию? — в растерянности повторил канарец, не слишком понимая, о чем идет речь. — О каких португальцах вы говорите?
— Ни о ком конкретно я не говорю. Но я знаю, что они создали целую сеть факторий на разных прибрежных островках, где торгуют с местными, — с этими словами он нервно почесал бороду. — Можете не сомневаться, на там есть чем поживиться, меня всегда удивляло, почему наши люди ни разу не попытались напасть на них и завладеть столь лакомым кусочком.
— Но это же пиратство! — пораженно воскликнул де ла Коса.
— Пиратство? — озадаченно переспросил тот. — Я всегда считал, что пиратство — это когда один корабль нападает на другой в открытом море. А фактория — это все-таки не корабль, и не в открытом море... — он махнул рукой, словно это и впрямь меняло дело. — И в конце концов, это же португальская фактория.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно.
Мастер Хуан де ла Коса только развел руками — что, мол, с ним поделаешь? — а затем, повернувшись к канарцу, шепнул:
— Я же вам говорил, этому типу самое место в камере смертников; но что касается его верности, ума и отваги, то тут я за него ручаюсь.
— Благодарю за комплименты, — ответил откровенно заинтересованный Бальбоац, склоняясь к самому его уху. — Но вы меня заинтриговали, я прямо как на иголках! Скажите, наконец, что это за штурм? Клянусь, никому не проболтаюсь.
Сьенфуэгос долго вглядывался в его лицо, пока, наконец, не пришел к выводу, что этот тип — действительно тот храбрый и надежный человек, каким его описал Хуан де ла Коса, а затем молча кивнул в сторону башен недалекой крепости, царящих над окрестными крышами.