13
Как только у губернатора в эту горячую пору среди неотложных дел выдалась свободная минутка, он пригласил на ужин старинного приятеля, брата Бернардино де Сигуэнсу, с которым познакомился еще в Саламанке. Он, конечно, понимал, что присутствие грязного и смердящего монаха безнадежно отравит вечер, но в то же время знал, что брат Бернардино — один из немногих на острове людей, в чьих суждениях и безупречной честности он может быть непоколебимо уверен.
Губернатор попросил монаха изложить свою точку зрения относительно положения дел в колонии, а также высказать соображения относительно предполагаемого судебного процесса по обвинению в колдовстве доньи Марианы Монтенегро.
Он внимательно его выслушал, не отвлекаясь даже на то, чтобы поднести вилку ко рту; ни разу не перебил ни единым словом, требуя более подробных объяснений. Лишь после десерта, когда оба перешли в библиотеку, где уютно разместились в огромных креслах, наслаждаясь изумительным вишневым ликером, слабость к которому была единственным пороком Ованды, губернатор задумчиво спросил:
— Как вы думаете, может ли капитан де Луна иметь какое-то отношение к похищению жены?
— Не знаю, — честно признался монах. — С одной стороны, несомненно, он ее ненавидит, всеми фибрами души, но с другой, он в ужасе при одной мысли о том, что ее могут отправить на костер, ведь для него самого это означало бы бесчестье и разорение.
— Где он сейчас?
— Никто не знает, но трудно сказать, скрылся ли он потому, что устроил побег жене, или из страха перед вами. Не стоит забывать, что этот человек долгое время был правой рукой и доверенным лицом дона Франсиско де Бобадильи, — шелудивый монашек ненадолго замолчал, после чего нехотя добавил: — Должен признать, когда Бобадилья начал злоупотреблять своим положением, капитан оказался одним из тех немногих, кто не участвовал в его грязных интригах.
— А не может ли он оказаться одним из этих чертовых «Трехсот шестидесяти», что так отравляют мне жизнь?
— Никоим образом. У него здесь нет земель, он никогда не просил индейцев в качестве рабочей силы, не торговал, насколько мне известно, золотом или жемчугом и всегда держался в стороне от политических вопросов.
— А этот его помощник? Тот, кого все называют Турком?
— Турок — особый случай. Он тоже исчез, после того как имел наглость явиться ко мне и заявить, будто бы вы отдали приказ освободить донью Мариану Монтенегро.
— Я приложу все усилия, чтобы его найти, но, к сожалению, те люди, которым я могу доверять, совершенно не знают острова и тем более сельвы, а прочие не внушают ни малейшего доверия, — произнес губернатор, любуясь, как просвечивает сквозь стекло бокала его любимый красный ликер. — Как вам известно, жители Санто-Доминго разбились на два лагеря: сторонников Бобадильи и моих сторонников.
— У Бобадильи никогда не было сторонников, — возразил священник. — Одни лишь прихвостни. Но я согласен с вами, что они не желают терять своих привилегий. Как вы собираетесь с ними поступить?
— Главарей послезавтра отправят в Испанию. Но остаются еще многие из этих «Трехсот шестидесяти», которые изрядно действуют мне на нервы. Так вот, первейшая моя задача состоит в том, чтобы уничтожить в зародыше это неоперившееся полуфеодальное «государство», пока они не успели окрепнуть и всерьез показать зубы. И в этом деле я весьма рассчитываю на вашу неоценимую помощь.
— И чем же может быть полезен в таком важном деле ничтожный францисканец, ничего не смыслящий в политике? — искренне удивился брат Бернардино.
— Мудрым советом, — честно ответил губернатор. — Я понимаю, конечно, что люди везде одинаковы, но здесь совершенно другой ландшафт, и в нашем случае ландшафт оказывает немалое влияние на человеческое поведение. Здесь слишком много девственных лесов, дикарей и таящихся в недрах земли богатств, которые не так легко разделить по справедливости, тем более что большая часть должна достаться Богу и короне.
— До сих пор все эти богатства доставались приспешникам Бобадильи, и они сделают все, чтобы так оставалось и впредь, — заметил монах.
— Я знаю. И увы, здесь я потерпел неудачу. Большинство из них даже забыли про моральные принципы и наплодили десятки незаконнорожденных метисов, — Овандо медленно смаковал ликер, давая собеседнику время подготовиться к тому, что ему предстояло услышать. Наконец, губернатор объявил: — Я собираюсь издать закон, согласно которому каждый, кто прижил детей от индианки, обязан на ней жениться.