Он все еще не мог поверить в очевидные факты: что безобидная летучая мышь может питаться кровью, а мула, оказывается, можно убить при помощи обычной царапины.
Все, что прежде казалось невозможным, оказывалось вполне возможным по эту сторону Сумеречного океана, на протяжении многих тысячелетий служившего границей между неведомым и хорошо знакомым, истинным и ложным, реальным и фантастическим.
Это брат Бернардино де Сигуэнса признавал, а значит, мог признать и то, что вся эта нелепая история с доньей Марианой Монтенегро не прояснила его отношения с Богом, а наоборот, запутала.
Он долгое время считал, что нашел доказательства, что до смерти напуганным Бальтасаром Гарроте, готовым даже пойти на костер, овладели силы дьявола, но теперь всё свелось лишь к способу питания существа, которое природа наделила умением сосать кровь, не пробудив жертву.
Поистине огромное разочарование для человека, стремившегося найти истину в полном смысле этого слова, а вместо этого столкнувшегося с реальностью в одном из самых любопытных ее проявлений, к которому ни добро, ни зло не имели ни малейшего отношения.
Острый ум брата Бернардино де Сигуэнсы начал подозревать, что существует и логичный ответ для прочих сверхъестественных явлений, и объяснение этих чудес — лишь вопрос времени и прилежного исследования.
Теперь всё прежде необъяснимое начало терять ореол таинственности, и монаху оставалось лишь это признать, хоть крайнее недовольство лишило его сна.
В очередной раз сатана ускользнул из-под носа; и в очередной раз его непоколебимая прежде уверенность в существовании Люцифера пошатнулась.
К рассвету он понял, насколько далеко зашел в гордыне, вообразив себя умнее величайших богословов и святых, а потому разделся до пояса, вытащил из-под кровати маленькую плетку и стал хлестать себя по спине, пока кровь не брызнула на сандалии.
Ближе к полудню он снова оделся и с понурой головой отправился в алькасар, к губернатору Овандо.
16
— Вчера вечером капитана де Луну видели в доме Леонор Бандерас.
— А я думал, он крутит с этой Ферминой Константе.
— Так и есть, но она, видимо, только что родила.
— Бальтасар Гарроте тоже с ним? — спросил Сьенфуэгос.
— Турок по-прежнему прячется в сельве, — поспешил ответить Бонифасио Кабрера. — Так вот, мне сказали, будто бы капитан выбрал себе девочку, прихватил кувшин вина и удалился.
— А где он сейчас живет?
— Забудь ты о нем наконец! — взмолился хромой. — Столько всего произошло с тех пор, и потом, мы же собираемся начать новую мирную жизнь.
— Это единственное, чего бы мне хотелось, — устало признался канарец. — Но как я могу жить спокойно, зная, что есть на свете человек, мечтающий причинить зло тем, кого я люблю? Через месяц исполнится десять лет с тех пор, как капитан гонялся за мной по горам Гомеры с собаками, и я до сих пор боюсь столкнуться с ним в каком-нибудь глухом переулке, — безнадежно покачал он головой. — Нет, этому надо положить конец. Раз и навсегда!
— Убив его?
— А что делать, если у меня нет другого выхода!..
— И как же ты его убьешь? — усмехнулся хромой. — Насколько мне известно, ты не из тех, кто бьет в спину из-за угла, а в честном поединке, лицом к лицу, у тебя нет ни малейшего шанса с ним справиться.
— Почему же? — возмутился Сьенфуэгос.
— Ты и сам это знаешь, как никто другой. Он — лучший фехтовальщик, обучавшийся у лучших мастеров при дворе, а ты — простой пастух.
— Каин убил Авеля из пращи — видимо, как раз потому, что Авель был огромного роста.
— Это были не Каин и Авель, а Давид и Голиаф, — поправил хромой. — Но это неважно. Я уверен, что капитан тоже знает эту историю и вряд ли позволит тебе швырять в себя камни. А потому советую поискать другое решение.
— Не так-то это легко, — признался Сьенфуэгос, почесав в затылке. — Все, что приходит мне в голову, оказывается совершенно бесполезным перед лицом такого врага. Боюсь, помочь здесь может лишь шпага.
— Тогда забудь о нем.
— Видимо, это единственное, что ты можешь предложить, если не знаешь, как справиться с проблемой? Забыть о ней? — Сьенфуэгос безнадежно махнул рукой. — Нет. Это не мой способ решать проблемы.
— Так предложи другой.
— Попрошу кого-нибудь, чтобы он обучил меня фехтованию, — придумал канарец. — В конце концов, если другие научились, то почему я не могу?