Например, какие элементы речи наиболее пригодны к сокращению при передаче концентрированной информации на большие расстояния, связанные со значительными затратами энергии (завтра — даже в «глубокий космос»!)? Наконец, как отличаются различные заменяющие обычный язык системы с точки зрения эффективности связи и почему? Какое влияние на связь оказывает их сочетание с другими семиотическими системами? Одним словом, работы в этом направлении непочатый край и она только-только начинается, и, может быть, кто-нибудь, кто впервые на этих страницах прочел о загадочных «сильбо» нашей планеты, станет тем шлиманом и шампольоном, который откроет секреты исчезающих языков свиста, первый поймет дельфина и ответит ему, а затем передаст спрессованную информацию (или примет подобную!) в далекий космос, на борт нашего или чужого звездолета…
А может быть, всего этого и не произойдет, и языки свиста так и останутся для нас голосом прошлого, загадочным и… уже не нужным, представляющим разве что академический интерес для этнографов и лингвистов, историков науки. А пока, чтобы не гадать о том, чего мы не знаем, нам необходимо знать все о языках свиста — чтобы определить их будущее и их перспективу: даже, казалось бы, сугубо посторонний, «беллетристический материал» по истории и этнографии тех районов, где возникали открытые и еще не открытые «сильбо планеты». Здесь мы тоже находимся в области догадок и предположений, гипотез, которые со временем могут вырасти до уровня научных теорий и обогатить современную науку о языке и информатике.
Ибо, как сказал ныне покойный советский лингвист В. М. Иллич-Свитыч в своем четверостишии (кстати, написанном на древнем гипотетическом «ностратическом языке», на котором, возможно, говорили и наши с вами далекие предки): «Язык — это брод через реку времени», который ведет нас к «жилищу ушедших», и перейти его может лишь тот, кто «не боится глубокой воды». Не случайно эти слова мы поставили эпиграфом к еще не разгаданной загадке наших «сильбо планеты». Дорогу осилит идущий!
И, наконец, последнее, что заставило взяться за рассказ, который, может быть, никогда бы и не появился или же появился на свет эдак лет через десять — двадцать. Это желание вырвать его из системы мифических доказательств сторонников «фантастической археологии и истории», сторонников массированных прилетов на нашу бесталанную и дикую планету высокоученых и просвещенных «пришельцев из космоса». Ибо к тому времени, когда «загадка сильбо» будет решена и «мысль, что придет потом», вне всякого сомнения, будет умней, — в этом-то и заключается прогресс человеческого познания! — исследователям придется штурмовать крепость фантастов от археологии и «пришельцепоклонников», вырывая из их рук с таким трудом добытую истину, которая, естественно, может быть одна. И совсем не та, которую проповедуют Деникен, Шарру и K°!
«ЧЕРНЫЕ КАМНИ» ЗАПАДНОЙ АРХЕОЛОГИИ
Понятия «археология» и «романтика» неотделимы. Особенно в детстве, когда первое знакомство с археологией происходит па страницах книги о том, как Шлиман нашел Трою, а Шампольон прочитал иероглифы. Потом наступает пора первых посещений музеев, первых потрясений от встреч с шедеврами древности, открытыми археологами. И тот, кто особенно остро пережил чувство этого соприкосновения с прошлым, сам становится археологом. Сборы в первую экспедицию кажутся ему началом путешествия в Страну Романтики, а черная записная книжка в дерматиновом переплете с надписью «Полевой дневник» — корабельным журналом, предназначенным для описания еще не открытых материков.
И вот летний сезон окончен. Полевой дневник исписан до последней страницы подробным описанием прослоек золы и древесной трухи, подсчетами числа обломков древних горшков и осколков обглоданных многие столетия тому назад костей. Собраны многочисленные коллекции, и их опись сделана на шершавых страницах очередной «амбарной книги». Но в этой описи нет ни прекрасных украшений, тускло мерцающих блеском золота, ни зеленых изумрудов, ни мраморов, изваянных резцом великого художника. А есть обломки кухонных ножей, грубые стеклянные бусы, кованые гвозди и десятки различных фрагментов неопределенного назначения. Для случайного в археологии человека это крушение надежд, горькое разочарование. Для истинного археолога — начало пути в науку, открытие подлинной романтики, о которой прекрасно сказал Александр Блок:
Случайно на ноже карманном Найди пылинку дальних стран — И мир опять предстанет странным, Закутанным в цветной туман!Продолжение раскопок — музей. Через его парадные двери мы входим в залы, в которые входили еще в детстве, и видим в них шедевры, многие из которых знаем с детства и сами не нашли на раскопках. Но археолог входит в музей через служебный вход. Его манит к себе то, что хранится в фондах — обломки кухонных ножей, грубые стеклянные бусы, кованые гвозди, десятки различных фрагментов неопределенного назначения. Те, которые он нашел сам, и еще в большей степени те, которые найдены другими археологами. Потому что поиски шедевров лишь внешняя, видимая всем задача археологии. Подлинная ее задача — поиски истины.
Только эта задача делает археологию наукой. Если бы она не встала перед ней двести лет тому назад, археология осталась бы областью коллекционирования, к науке отношения не имеющей. Она выполняла бы иные задачи, но не служила бы средством познания прошлого, главным орудием этого познания для тех эпох, которые еще не знали письменности.
Как же решает эту свою задачу археология? Вернемся на раскопки, чтобы понять смысл скучнейших, на первый взгляд, записей в полевом дневнике. Прежде всего, зачем нужны описания прослоек? И что такое прослойка?
…Представьте себе момент освоения человеком любого места, избранного им для жизни. Он начинает с того, что строит себе жилище. Если это деревянный дом, то на землю тонким слоем ложатся щепки от обтесанных бревен, образуя первую прослойку «культурного слоя». Потом он живет в своем доме, выгребая из очагов золу и выбрасывая ее за порог. Он бросает туда же остатки пищи, сломанные или отслужившие свой срок вещи. Когда дом сгорает, то ему приходится разравнивать пожарище, образовывая новые прослойки. Затем новое строительство, новый этап жизни. И так из века в век…
Если там, где образовался «культурный слой», выкопать котлован, то на его стенках, как в слоеном пироге, мы увидим чередование многочисленных прослоек, сохраняющих хронологическую очередность. Очевидно, если собрать все древние предметы из одной прослойки, они окажутся одновременными. А изучая их сумму, мы получим возможность характеризовать уровень жизни людей, населявших этот участок. Сможем судить о том, что было основой их хозяйства, чем эти люди питались, как одевались, что они умели делать и какими инструментами при этом пользовались. Если в такой прослойке мы обнаружим датирующие вещи, то есть предметы, сама форма или устройство которых были характерны только для узкого периода истории, то сможем не только определить время существования этого комплекса, но косвенным образом и время тех прослоек, которые расположены ниже и выше только что исследованной.
Задача определения точного времени породила много точных приемов. Б последние десятилетия особенно важны стали методы естественно-научного датирования. Например, там, где хорошо сохраняется дерево, применяют дендрохронологический способ определения дат по рисунку годичных колец. Так как погода на больших пространствах земного шара одинаково меняется из года в год и годы, благоприятные для роста дерева, причудливо чередуются с неблагоприятными годами, само чередование тонких и толстых годичных колец создает условия для точного определения года рубки любого оказавшегося в раскопе бревна. Значит, с предельной определенностью возможно датировать и год сооружения из таких бревен древнего дома или деревянной мостовой. Там, где дерево не сохраняется, применяют другие методы, например — палеомагнитный, основанный на том, что в керамике, подвергнутой некогда обжигу, сохраняется магнитное поле, соответствующее магнитному полю земного шара в момент этого обжига. Сравнение данных керамики и современного поля позволяет вычислить точную дату изготовления древнего сосуда. В арсенале археологов имеется много и других методов, наибольшую известность среди которых получил радиокарбонный, или, иначе, способ датирования по С-14.