Тем временем воздух снова заканчивался. Вынырнув в третий раз, Малфой с небольшой долей облегчения отметил, что берег уже совсем близко. Прикинув примерно, с какой стороны доносился русалочий голос, он переплыл большой отрезок озера, не погружаясь под воду, чтобы не растрачивать времени и сил на задержку дыхания.
Все эти декорации на поверхности были категорически неуместны, а стрекот цикад и шёпот воды, словно какой-то бездарный издевательский преждевременный некролог, что каждую минуту сопровождал проклятую лодку, усыпив бдительность своей медитативностью.
Ему необходимо как можно дольше продержаться под водой. Единственное заклинание, которое он знал и, что немаловажно, уже пробовал, позволяло без усилий задерживать дыхание всего на минуту{?}[Чары Задержки дыхания — простое и довольно слабое заклинание, кратковременно избавляющее от надобности дышать (до 60 сек). Оно исправно действует лишь при наличии набранного в лёгкие воздуха и защищает волшебника от недомогания и удушья. По истечении минуты действие заклинания прекращается, и чтобы его возобновить, необходимо заново вдохнуть. При должной подготовке волшебник может продержаться до двух и больше минут под водой, если не будет растрачивать воздух во время действия заклинания, но по его окончании придётся рассчитывать лишь на собственные силы.] — катастрофически мало времени для того, чтобы спасти жизнь,
заключённую на дне озера. Значит, Драко предстояло совершить невозможное.
Он приставил палочку к ямочке между ключицами и, проговорив заклинание, ощутил лёгкий холодок в горле, груди и спине. В последний раз насытив лёгкие воздухом до предела, Малфой нырнул под воду, и сейчас, помимо тошнотворного мурлыканья, он заметил зеленоватое мерцание где-то на глубине. Не теряя ни секунды, сосредоточив все свои силы на непрерывном движении, он устремился туда, что есть мочи, стараясь заглушить неуёмную тревогу и терзающую назойливую мысль о том, что больше минуты без кислорода он не протянет.
Семь секунд.
Мерцание начало приобретать очертания. Оно двигалось или, точнее, было движимо кем-то. С каждым гребком оказываясь всё ближе, Драко различал его источник. Продолговатый предмет с ярким сиянием на конце. Трезубец.
Двенадцать секунд.
На такой глубине свет с поверхности воды совсем не пробивался. Малфой пожалел, что не использовал Люмос Максима — сейчас он бы оказался очень кстати.
Восемнадцать секунд.
Он оказался прав. Хоть и всей душой уповал на ошибку.
Среди длинных струящихся водорослей промелькнул блик. Драко раньше видел его — из окна общей гостиной Слизерина{?}[Напоминаю, что слизеринские подземелья находятся на дне Чёрного озера, соответственно, окна гостиной также расположены под водой.]. Русалки не рисковали подплывать слишком близко к обители Салазара, так как не доверяли его детям, но они наблюдали за ними каждый день, лишь изредка попадаясь на глаза студентам, страдающим бессонницей по ночам: переставая скрываться, разумные подводные создания свободно передвигались в глубинах озера, вовсе не заботясь о том, что серебристая чешуя их хвостов ярко сверкала в свете луны. Так они напоминали слизеринцам о своём существовании, позволяя им увидеть чуть больше.
«Час возмездия настал,
Она не хочет умирать,
Но такова её судьба».
Слова доносились будто отовсюду, повторяясь в разнобой на разный лад несколькими голосами. В этот момент Драко увидел проявляющиеся в свете Люмоса и сиянии трезубцев три фигуры, и с каждым мигом страшная картина приобретала всё больше чёткости. Две русалки с трезубцами наперевес, алчно шепчущие что-то на своём языке, держали в руках по концу длинной подводной лианы, которой крепко связали вырывающуюся Гермиону. Они наградили её последней возможностью подышать, наколдовав от её носа до шеи что-то наподобие головного пузыря. Это могло значить лишь одно: русалки жаждали её мучений, исключив возможность безболезненной бессознательности. И это, в свою очередь, наталкивало на ещё одну страшную мысль.
Они хотят сделать ей больно.
Тридцать пять секунд.
Ему нужен голос. Иначе ему её не спасти.
— Петрификус Тоталус! — выкрикнул Драко первое, что пришло в голову. Яркий луч заклинания был ловко отражён трезубцем одной из русалок, для которой предназначалось проклятье. Она хищно оскалилась, извергнув что-то между животным рыком и визгом — звук, от которого становилось физически дурно. Кажется, именно так «кричало» золотое яйцо, впервые открытое Седриком Диггори.
Поступок Малфоя оскорбил и разгневал русалок. А ещё становилось понятно, что их здесь намного, намного больше. Всё это время они молчаливо ждали в стороне и наблюдали, пока Драко не проявил свою враждебность, и теперь, по всему периметру вокруг него зелёное мерцание множилось, по очереди возгораясь в самых разных точках его поля зрения.
Чёрт. Мы — трупы.
Малфой судорожно соображал, метая взгляд с освирепевших русалок на связанную Гермиону, что тщетно пыталась вырваться из магических пут. Времени оставалось катастрофически мало — даже с учётом минимальных кислородных затрат на заклинания под действием чар Задержки дыхания, воздух в лёгких скоро закончится.
Они не подарят мне возможности дышать под водой. Они хотят, чтобы я ушёл. Увидел её в последний раз и бросил умирать на дне озера. И чтобы мой уход был последним, что увидит она. Жестокие бессердечные твари.
И тут Драко посетила безумная мысль. Совершенно безумная.
Они не собираются его убивать. Не посмеют тронуть, потому что магические твари преклоняются перед чистой волшебной кровью. Они не смогут на него наброситься или обезвредить — его жизнь и так в большой опасности, ведь ему необходим воздух. Они знают, что он уйдёт. Но не знают, что не один.
— Диффиндо!
Подводные лианы рассеклись в нескольких местах, высвободив тело Гермионы.
— Пропиус!
В мгновение ока она оказалась крепко заключена в его объятиях. Осталось последнее заклинание, всего одно слово, последний выдох — и они спасены…
Сильный водоворот.
Ослепляющие вспышки магии.
У Драко было ощущение, будто он совершил кувырок, как это бывало при аппарации, когда отец держал его за руку, переправляя их обоих в другое место. Он едва сдержался, чтобы не выдохнуть последний воздух — голова и без того уже начала кружиться. Всё, что он понимал на данный момент — это то, что он всё ещё крепко держит Грейнджер, но отчего-то в том месте, где его рука соприкасалась с её талией, обжигающе холодное течение резко потеплело.
Сфокусировав затуманенный взгляд, Драко вздрогнул, обнаружив уродливые рыбьи лица русалок всего в нескольких дюймах. Они обнажили свои острые зубы, словно ржавые иглы, что торчали в разные стороны, и отвратительно шипели, окружив своих пленников плотным кольцом.
Внезапно повелительницы Чёрного озера отступили, отвернувшись от своих жертв, и уплыли прочь, скрываясь во тьме так же, как и появились из неё. Кроме одной. Она держала трезубец в опасной близости от горла Малфоя, с отвращением глядя на него своими жёлтыми глазами с тонкими вертикальными зрачками.
— Предатель! — гневно проскрежетала она, прежде чем отнять трезубец от его шеи и отправиться вслед за своими сородичами. И лишь в этот момент, когда резкий взмах её хвоста переменил направление подводного течения, Драко узрел причину внезапного потепления воды.
И, к своему ужасу, он вспомнил свои собственные, лишённые всякой человечности, слова: «…потому что она — грязнокровка». Вспомнил, как рассказывал про проклятье русалок. Тогда это казалось чем-то недостоверным, маловероятным, хоть и Дамблдор лично подтвердил, что на шее Грейнджер не что иное, как след магии русалочьего трезубца. И прямо сейчас Драко беспомощно наблюдал, как тёмные глубины Чёрного озера стремительно окрашиваются багровыми разводами грязной, неправильной крови.