Нет… Нет, пожалуйста…
Он давно перестал замечать и совсем не придал значения тому, что Гермиона, безвольно повиснув в его объятиях, не двигалась с того самого момента, когда к ним приблизились русалки.
НЕТ.
Малфой не мог и не хотел осмысливать прошедшие шестьдесят секунд под водой. Была всего одна вещь, которую он осознавал в этот миг: Гермиона умирает. И если он не поторопится вытащить их обоих на сушу, он погибнет здесь, вместе с ней, так и не сумев хотя бы попытаться ей помочь.
Собравшись с последними силами, которые безудержно его покидали, Драко возвёл палочку вверх и, борясь с неистовым желанием вдохнуть полной грудью, сдавленно произнёс:
— Асцендио.
Он сосредоточил все силы в пальцах онемевших от холода рук. Их тела подхватил стремительный магический импульс, и спустя секунду они с Гермионой оказались на поверхности.
Жадно и хрипло хватая ртом воздух, Малфой изо всех сил пытался удержаться на воде, но по причине иссякших сил, переохлаждения и неподвижного тела раненой Грейнджер, крепким объятием которого Драко никак не мог поступиться, сила притяжения то и дело утягивала его под воду. Проклятое озеро никак не давало отдышаться и насытить лёгкие необходимым кислородом, снова и снова поглощая Малфоя с головой в свои глубины.
Хоть бы она ещё была жива…
— Пожалуйста… Грейнджер… Потерпи ещё… Немного… — неразборчиво бормотал Драко, вдыхая после каждого слова.
Он знал, что она его не слышит. Он лишь молил всех богов о том, чтобы ему хватило сил достичь берега — до него оставалось всего каких-то несчастных десять метров, а там…
Неизвестность пугала его. Малфой допускал, что Гермиона могла быть уже мертва. Но это было немыслимо. Он отказывался в это верить, это слишком чудовищно, слишком… противоестественно. Сейчас он не мог анализировать свои чувства, чтобы чётко отметить, в какой момент ему стало важно видеть её улыбку, живой блеск в глазах. Почему её укоризненный взгляд, гордо вздёрнутый подбородок и очаровательно надутые от обиды губы значили для него так много и впредь не казались ему чем-то раздражающим и неприятным.
Просто в этом была вся она. Единственная и неповторимая Гермиона Грейнджер.
— Ты будешь жить… Потому что… Я так сказал…
С облегчением ощутив под ногами песочно-каменистое дно, Драко подхватил Гермиону на руки и, расплёскивая воду и опасно пошатываясь, устремился к долгожданному берегу. Неуклюже опустившись на колени, он бережно уложил Гермиону на траву, лихорадочным взглядом оценивая её состояние.
Она была мертвенно бледна. Посиневшие губы с лиловым оттенком слегка приоткрыты. Чуть ниже плеч на руках виднелись пурпурно-фиолетовые следы от сковывавших её тело лиан. Мелко дрожа от холода, Малфой опустил взгляд ниже, на область под рёбрами, и содрогнулся всем телом ещё больше, шумно и судорожно выдохнув. Алая ткань мокрого платья была неравномерно окрашена тёмно-багровыми пятнами крови, что обильно сочилась из трёх глубоких колотых ран на животе.
— Проклятье! — закричал Драко, трясущимися руками беспомощно проводя по мокрому платью, пачкаясь кровью умерщвлённой магглорождённой волшебницы. — Проклятые твари!
Не в силах сдержать слёзы отчаяния, Малфой до боли прикусил губу, склонившись над безжизненным лицом Гермионы. Ему было страшно коснуться её запястья или тонкой бледной шеи, чтобы проверить, бьётся ли слабым пульсом в её теле угасающая жизнь. Едва ли опомнившись от стресса, Драко схватился за палочку, намереваясь отправить в небо сигнальные огни в надежде, что хоть кто-то их увидит в разгар вечеринки, но спустя всего мгновение, небо озарилось праздничным фейерверком.
Это просто какая-то шутка. Ужасная, чудовищная шутка. Ненавижу…
Но драгоценное время истекало с каждой секундой. Оно имело физическое воплощение — запах, цвет и металлический вкус. Несколько утраченных минут хрупкой жизни Драко мог видеть на своих окровавленных ладонях.
Он крепко зажмурился, пытаясь вспомнить любую информацию, что могла оказаться полезной. Каждый просмотренный в библиотеке фолиант, каждое слово, услышанное на истории магии, каждый…
Он широко распахнул глаза.
Блейз. То, что говорил Забини, что-то про… любовь? Это звучало, как бред. Как самая идиотская выдумка, не имеющая под собой никакого обоснования.
«Я подумал, тебе это может быть интересно».
Драко снова взглянул на Гермиону: от её вида его сердце болезненно сжималось. Она всё ещё была красива, как и тогда, в свете кувшинок и порхающих светлячков. И намного раньше, задолго до этого: в библиотеке, в Большом зале, на уроках. В лучах весеннего солнца во дворе школы. Она была красива всегда.
Какой же я идиот… Как я мог не замечать этого раньше?
Мысли мелькали одна за другой, складываясь в аккуратную мозаику. Всё становилось на свои места. Каждое непонимание нашло своё объяснение. Драко был давно влюблён в неё. Тогда, на Святочном балу, когда он увидел её с Крамом… Мерлин, он убеждал себя, что разочарован в Викторе, а не в том, что студент Дурмстранга появился на балу с самой неотразимой девушкой Хогвартса.
И сейчас она умирала. А Драко так и не успел её поцеловать.
— Я просто хочу, чтобы ты жила, Грейнджер, — сквозь слёзы прошептал он. — Пожалуйста.
Ласково поглаживая ладонью её бледную щёку, Малфой наклонился к безмятежному лицу Гермионы и чувственно, со всей терзающей душу болезненной нежностью прижался губами к её холодным губам.
Праздничный фейерверк глухо грохотал где-то вдалеке. Звенящая тишина в ушах не пропускала ни единого звука. Медленно отстранившись, Драко открыл глаза, с обжигающей болью в груди наблюдая всё ту же картину. Он обессилено приподнялся на колени, сотрясаясь не только от холода, но и от рвущихся наружу рыданий. Ощущение собственной бесполезности его убивало, изничтожало до основания.
Он ненавидел каждого, по чьей вине они оказались здесь совсем одни. Ненавидел блядский праздник с его нескончаемым фейерверком, заполонившим всё небо, ненавидел Пенелопу Пуффендуй за чёртову лодку, презирал полнолуние, выпавшее именно на сегодняшний день. Но больше всего, всеми фибрами своей несчастной души, он ненавидел чёртовых русалок, что так бесцеремонно и своевольно распоряжались жизнями людей.
И Салазара. Он ненавидел Салазара, мать его, Слизерина. За то, что заключил сделку с самим дьяволом. И речь вовсе не о русалках.
Стоя на коленях, Малфой запрокинул голову, исступлённо взирая на звёздное небо. Будто ждал, что звёзды заговорят с ним, объяснят и утешат. Огни фейерверка отвлекали и поглощали своим светом ночное спокойствие, грубо и бесцеремонно подавляя тихое мерцание белых небесных крупинок. На другом берегу царствовал праздник рождения. На этом же — торжествовала смерть.
Внезапно Драко ощутил странное покалывание в ладонях. Он опустил усталый взгляд на свои руки, с удивлением отмечая, что засохшая кровь на его коже постепенно исчезает, возвращая ей привычную благородную бледность. Растерянно нахмурившись, он осмотрелся и убедился, что вся пролитая кровь словно испаряется, превращаясь в красноватую дымку. Испачканная трава, платье Гермионы — каждый малейший запятнанный участок, казавшийся практически чёрным в свете луны, плавно светлел и очищался.
Малфой не мог пошевелиться. По-прежнему стоя на коленях, затаив дыхание, он сосредоточенно наблюдал немигающим взглядом за происходящей магией. Последние следы крови растворились на ранах от трезубца, что тотчас же затянулись, являя взору гладкую, чистую кожу, проглядывающую сквозь дыры изорванного платья.