Погрузившись в тяжкие думы, Грейнджер петляла коридорами Хогвартса, направляясь к своему тихому и дорогому сердцу убежищу — библиотеке, и совсем не заметила, как на горизонте показалась компания студентов, одетых в мантии, украшенные эмблемами со змеёй, а из-под их воротников показывались ненавистные серебристо-зелёные галстуки.
Чёрт.
— У-у-у, глядите-ка, кто это тут у нас, — отвратительно растягивая слова, пропел Малфой, гадко ухмыляясь. — Поганая грязнокровка!
Крэбб, Гойл и Пэнси Паркинсон глупо захихикали и оценивающе окинули Гермиону издевательским взглядом с головы до ног, перегородив ей дорогу в узком коридоре. Малфой сделал шаг вперёд, вынуждая гриффиндорку попятиться, но броситься наутёк она не посмеет, ведь именно этого они и ждут — её позорного поражения.
— Что, Грейнджер? — с фальшивым беспокойством обратился к ней Малфой, приблизившись почти вплотную. — Тебе совсем нечего мне сказать?
Слизеринцы снова рассмеялись, оценив остроумную шутку своего лидера.
— О, как же, должно быть, паршиво ты сейчас себя чувствуешь, — он смаковал каждое слово. — Для тихони отсутствие способности говорить — практически подарок судьбы, но это проклятье будто создано именно для тебя, Грейнджер, и твоего грязного, гнусного языка, который ты не способна держать за зубами.
Малфой метал обидные слова с особой остервенелой жестокостью, от чего продолжать держать себя в руках становилось всё сложнее. Выдержка Гермионы трещала по швам, плотно сжатые губы задрожали, глаза увлажнились. Мерлин, за что ей всё это?
— Эй, Драко, посмотри, кажется, она сейчас расплачется, — с ядовитым предвкушением промурлыкала Паркинсон.
Гермиона пыталась проглотить образовавшийся в горле ком и не выпускать наружу подступившие слёзы обиды и беспомощности, но собственное тело подводило её, несмотря на несравненно крепкий дух. Она ненавидела свою физическую слабость. Собрав воедино последние силы, она подняла яростный взгляд воспалённых глаз на своего обидчика, встречаясь с его — насмешливым и холодным. Смех слизеринцев заполонил собой всё пространство, болезненно отскакивая от барабанных перепонок, их веселье казалось оглушительным, вездесущим шумом, сотрясающим воздух, но Гермиона продолжала неотрывно вглядываться в глаза врага.
И тут произошло нечто странное. По лицу Малфоя промелькнула едва заметная тень… неуверенности? Неужели он был не готов к её взгляду и всей той боли, что Грейнджер в него вложила? Едва она успела об этом задуматься, как вдруг его черты моментально ожесточились, искажаясь безжалостным оскалом. Слизеринец запустил руку в карман мантии и с молниеносной быстротой нацелил палочку на Гермиону, заставляя её вздрогнуть от неожиданности.
— Что, грязнокровка? Застал тебя врасплох? — Малфой показательно упивался своей властью и очевидным преимуществом в виде вербальной магии. — Крэбб, Гойл, Пэнси, по-моему, Грейнджер заслужила небольшой встряски, что скажете?
Слизеринцы с хищными улыбками на лицах обступили загнанную жертву плотным кольцом, но Гермиона не сводила взгляда с Малфоя, всем нутром желая испепелить его до самого основания. Как же она сейчас ненавидела его.
— А что если она донесёт на нас, Драко? — опомнилась Пэнси, дёрнув его за рукав мантии.
— Не донесёт, — с уверенностью покачал головой Малфой. — Это же грёбаный Гриффиндор. Самоотверженная жертвенность у них в крови. Они это храбростью называют.
Очередная удачная шутка вызвала новый приступ веселья. Гермиона стиснула зубы до скрипа, ногти в сжатых кулаках больно врезались в кожу ладони — наверное, там останутся кровавые следы. Она могла стерпеть оскорбления в свою сторону, но высмеивать её факультет за смелость и благородство — это уже слишком.
— И то правда, — согласилась Паркинсон с кровожадным огоньком в глазах. — Я голосую за повторный Дантисимус!
— Это слишком скучно и уже довольно-таки избито, — высокомерно ответил Малфой, изучая Грейнджер с коварным прищуром.
— Прикончи её Авадой! — весело хрюкнул Крэбб, на что Драко лишь раздражённо закатил глаза, цокнув языком.
— По-твоему, убийство — это весело, Крэбб? Да тебя же первого вывернет наизнанку, а через полчаса мы все дружно будем стоять на станции Хогсмид с чемоданами. Идиот.
— Но ты сам говорил на втором курсе, что было бы неплохо скормить её Василиску, — оскорбился тучный слизеринец.
— Ты совсем не улавливаешь разницу? — прошипел Малфой. — Я не собираюсь марать свои руки. Я хочу сотворить с ней что-то, от чего нам всем будет смешно.
— Сделай так, чтобы она застряла здесь подольше, — предложил Гойл с азартным восторгом от собственной идеи. — На помощь она всё равно никого не сможет позвать, пока кто-то случайно её не найдёт!
Малфой кивнул со знанием дела и устрашающе осклабился.
— Верно мыслишь, Грег. Знаю одно презабавнейшее заклинаньице. Тебе понравится, Грейнджер, оно совершенно безболезненное, — он направил палочку на Гермиону, давно смирившуюся со своей печальной участью. По её щекам струились слёзы, сердце отчаянно колотилось, а рука крепко сжимала палочку сквозь ткань мантии — это дарило ей мнимое утешение. — Локомотор Виббли!
До этого момента Гермиона никогда не задумывалась, что заклинание «ватных ног» ощущается так, словно их вовсе нет. Безвольно рухнув на каменный пол, она пыталась изменить положение, но ноги не слушались её. Слизеринцы расступились, заливаясь громким смехом от наблюдаемой ими жалкой картины. Частично обездвиженная Грейнджер отчаянно силилась опереться на руки, чтобы хотя бы встать на колени, но вместо этого она лишь неуклюже волочила ноги по полу, изнемогая от желания выпустить наружу самый пронзительный крик ярости, на который была способна.
Как же это унизительно! Почему здесь никого больше нет? Куда все подевались?
С трудом перевалившись на спину, она оперлась на локоть, другой рукой выхватив из кармана палочку. Гермиона направила её на обидчика и, тяжело дыша, пыталась вложить всю свою злость в ответное заклинание, возложив надежду на то, что её эмоций будет достаточно для невербальной магии.
Но ничего не произошло. Нелепый жест девушки вызвал новый шквал хохота и аплодисментов, будто слизеринские выродки находились на театральном представлении и по достоинству оценили блестящую игру поистине талантливого актёра. Малфой, злорадно усмехаясь, опустился на корточки перед измученной однокурсницей, касаясь грудью кончика её палочки, демонстрируя своё безразличие к её молчаливым угрозам.
— Какая незадача, — сладко произнёс он, выражая неискреннее сочувствие. — Оказывается, без своего мерзкого голоса ты — никто, Грейнджер. Ни волшебница, ни колдунья. Просто обычная грязнокровка без магии. Удачи в освоении невербальных заклинаний!
Драко выпрямился, свысока взглянув на рыдающую Гермиону. Ещё ни разу в жизни он не ощущал своего безусловного превосходства настолько наглядно: он, чистокровный маг, возвышался над поверженной им грязнокровкой. Три с половиной года он мечтал об этом моменте, воображал сотни возможных сценариев её грандиозного поражения, и вот — свершилось. Чистокровность в очередной раз доказала свою неоспоримую силу.
Но что-то было не так. Улыбка Малфоя постепенно гасла, взгляд темнел и ожесточался, но не так, как раньше. На мгновение — всего на одно мгновение — Гермионе показалось, что он был не готов к собственному поступку, который он совершил в приступе ослепления властью. Но, разумеется, ей всего лишь показалось. Малфой всегда был чудовищем, пожизненно травмированным безумцем, неустанно выполняющим прихоти своего отца, принимая их за свои собственные.