Говоря это, Бригида почти вплотную приблизила к лицу подруги свое пылающее, возбужденное лицо с горящими глазами. Говорила она быстро, дышала тяжело.
— Ну что? — спросила она после минутного молчания. — Ну что? Разве это неправда? Разве я плохо объяснила тебе, что ты чувствуешь и почему?
Розалия сидела, закрыв лицо руками. Бригида рассмеялась своим обычным отрывистым, глухим смехом.
— Ну вот, — сказала она, — видишь, я отгадала.
Немного погодя Розалия, вытерев платочком мокрое от слез лицо, снова взяла подругу за руку.
— Возможно, ты и отгадала, — пролепетала она, — мне кажется, что ты и вправду отгадала… Так уж, видно, устроены наши сердца, что нам необходимо кого-нибудь любить… Я была два раза в жизни влюблена: в первый раз еще в хорошие времена, это старая история, а во второй — недавно… могу даже сказать тебе по секрету в кого, только ты никому не говоря. В Стася Жиревича… Ах, как я влюбилась в него несколько лет тому назад… потом я выкинула это из головы, но боль осталась…
— Опять глупости! — прошептала Бригида.
Розалия, не расслышав ее шепота, продолжала:
— Но обо мне говорить нечего. У меня все позади, и если я в конце концов не вышла замуж, то только потому, что не случилось подходящей партии, а неравный брак я считала унизительным… Мама воспитала меня в правилах, соответствующих моему происхождению, и если бы я даже сейчас помолодела лет на двадцать, я бы не отступила от них ни за что на свете… что бы там ни было… Но ты — дело другое: твой отец был чиновником, твоя мать дочь чиновника, и для тебя, скажем, тоже не очень прилично, но все же менее унизительно выйти замуж за такого…
Она не договорила и, придвинувшись еще ближе, прошептала:
— Знаешь, он даже красивый…
— Он, должно быть… очень добрый… — мечтательно сказала Бригида.
— Он уже сделал тебе предложение? Скажи, милочка, скажи!
Она вся дрожала от любопытства.
— Сделал.
— Когда? Когда?
— Сегодня днем… мы встретились в городе, когда я носила белье на каток…
— Как же это произошло, мое золотце? Как это произошло? Что он тебе сказал? Что ты ему?
— Ну, уж этого я тебе, конечно, рассказывать не стану, — вспыхнула Бригида и, помолчав немного, добавила:
— У него свой домик… в Млынове…
— В шести милях отсюда… маленький такой городок… А долго он еще здесь пробудет?..
— До осени, пока не кончат строить каменный дом. У них и участок при домике есть и сад хороший…
— Ого! — удивилась Розалия.
— Старуха мать живет с ним… старенькая, как он говорит, беленькая, как голубка. У них две коровы, лошадь, птица всякая домашняя, и даже немножко ржи и пшеницы сеют.
— Ну, стало быть, зажиточно живут.
— Да, для таких людей зажиточно.
— Ты бы в саду и огороде работала, сеяла, садила…
— Ах, еще как бы сеяла и садила! Я сильная, и такая работа мне больше всего по душе… И потом свое!.. Вот посадить бы какое-нибудь деревце… растет оно с каждым годом все выше… Человек стареет, а оно все растет… собственной рукой посаженное, словно ребенок собственный! Или скотинку свою иметь… Вот Вильчека я как люблю, хотя он и не мой… Я бы кормила свою скотину, ухаживала за ней, холила. Все были бы у меня сытые, здоровые, довольные… А дом! Будь он хоть какой ни на есть убогий, если бы никто беспорядка не устраивал, у меня было бы чистенько и хорошо, как в раю. Мне не надо ни роялей, ни диванчиков, да и никаких таких цветочков, чтобы кожуха украшать. Бедно так бедно, но в доме должна быть чистота и зелени много, чтоб зимой веселее было…
Бригида размечталась. Голос ее звучал веселее.
— А он умеет читать? — вдруг спросила Розалия.
— Умеет; я видела, как он в костеле по молитвеннику молился.
— А писать?
— Не знаю.
— Ай-ай-ай! — вздохнула Розалия. — Что пани советница обо всем этом сказала бы?