– Как ты самокритична.
– Просто умею взглянуть правде в глаза, – усмехнулась я. – Или считаешь меня красоткой? Может, мне тоже в модели податься?
– Ну… – она замялась, мне было приятно видеть ее неловкость, – если кое-что подправить, то, может быть, и правда…
– Вот видишь. За этим я сюда и пришла. В конце концов, я женщина и имею право стать красивой. Хотя бы вот так.
Некоторое время сидели молча. Потом я решилась дать волю своему любопытству. Жердь явно лучше моего подготовилась к походу в клинику и была осведомлена обо всех теоретических тонкостях процесса.
– А как долго это история будет тянуться? – спросила я. – Допустим, сегодня этот Кахович уговорит меня на операцию. А дальше что?
– Дальше надо сдать анализы, – пожала плечами жердь, – короткое обследование. Кровь, моча, кардиолог, флюорография. Ничего особенного. И все, можно назначать дату. При желании с анализами можно расквитаться за неделю.
– Так быстро? – в моем животе скользко зашевелился прохладный страх. – Я думала, здесь все основательно…
– Ну а что откладывать? – усмехнулась Ксения. – Только нервы себе трепать. У меня одна знакомая, тоже модель, здесь оперировалась. Она сдала все анализы заранее, и между консультацией и самой операцией прошло всего два дня. Самое долгое – решиться.
«Ну да, – внутренне усмехнулась я, – на это мне потребовалась одна длинная бессонная ночь».
Я хотела спросить что-то еще, но в этот момент из приемной Каховича выпорхнула девушка – выглядела она так, что у нас с разоткровенничавшейся жердью отвисли челюсти. Всего в ней было чересчур. Казалось, ее облик состоял из несочетаемых «слишком».
Слишком длинные, почти достающие до колен волосы (явно доставшиеся ей не в результате удачного сочетания генов). В природе просто не бывает таких глянцевых, толстых, выверенно золотых русалочьих кудрей. Слишком темный загар – ровный, как кофейная глазурь на пончике Донатс. Слишком высокие, как у стриптизерши, каблуки – пятнадцатисантиметровые ходули компенсировали ее невысокий рост. Слишком короткий по канонам городской моды топик – на всеобщее обозрение был выставлен весьма аппетитный, в меру круглый живот: в устричной впадинке аккуратного пупка вызывающе поблескивала хрустальная морская звезда. Слишком ярко-красная юбка, слишком мини.
Экзотический попугай, по недоразумению залетевший в стаю ворон.
Взгляд у нее был безумный, на смуглом лбу выступила нервная испарина. Резко остановившись перед нашим диваном, она развернулась на каблуках и рухнула, как подстреленная, как раз между Ксенией и мною. Мне пришлось подвинуться, чтобы ее горячее бедро не касалось моей ноги. Не люблю, когда мое личное пространство нарушают – тем более вот такие особи.
– Сволочь! Ни в какие рамки не вписывается. Престарелый идиот! – с экспрессией дебютантки студенческого театра выдала она.
– Кто? – после паузы осторожно поинтересовалась Ксения.
– Кахович, кто ж еще! – хмыкнула девушка-попугай. – Он мне отказал.
Она принялась нервно обмахивать первым попавшимся журналом тщательно подкрашенное загорелое личико, на котором в тот момент застыло крайне недовольное выражение. Причем в сочетании с впечатлением инфантильности и легкомысленности, которое производила эта девушка, ее трагедия выглядела весьма комично.
– А что вы хотели сделать? – тихо спросила жердь-Ксения.
Вместо ответа девушка-попугай встряхнула ладонями свою весьма увесистую грудь.
– Уменьшение груди? – догадалась я. Ничего другого в голову не приходило – у нее был аппетитнейший бюст хорошего четвертого размера. Наверное, грудь мешает ей при ходьбе.
Девушка посмотрела на меня так, словно я походя высказала предположение, что она сделала операцию по изменению пола.
– Вы с ума сошли? – отчеканила она. – Я хотела увеличить грудь.
– Но… – начала было я, Ксения незаметно наступила мне на ногу, и я послушно умолкла.
А девушка-попугай продолжала щебетать.
– Между прочим, уже в третий раз. Первый раз я делала грудь не у Каховича. В принципе ничего получилось. Но потом под грудью появились какие-то складки, – она наморщила аккуратный хорошенький носик, – говорят, это самая распространенная хирургическая ошибка. Полгода я ходила, как шарпей. Сексом занималась, не снимая лифчика.
Я поперхнулась. Даже в сладостные годы демонстративного подросткового максимализма, когда единственной целью моего существования было шокировать окружающих, я, пожалуй, не смогла бы откровенничать о сексе с совершенно незнакомыми людьми с такой непринужденностью.