– Почему ты ревнуешь? – соизволил заметить он.
– А почему ты меня стесняешься? – надо было промолчать, но я больше не могла держать обиду в себе. Шлюз открылся, копившаяся весь вечер горечь черным потоком выплеснулась наружу.
– Что? – он так и замер на месте. В тот момент Георгий наливал себе виски, рука с бутылкой зависла в воздухе.
– Что слышал, – я отвернулась, схватила с журнального столика первое попавшееся периодическое издание, которое оказалось глянцевым «StMob» и принялась бездумно рассматривать новые модели мобильников.
– Алиса, ты спятила? Я вовсе тебя не стесняюсь, – по его оправдывающемуся тону было ясно, что я вслепую попала в самый центр мишени.
– Тогда почему ты не сказал этой Алене правду? – поверх журнала я подняла на него обиженные глаза. – Почему представил меня подругой? Почему в конце концов спрятал в шкафчик мой крем и эпилятор? Ты не хотел, чтобы она подумала, что у нас серьезно, да?!
– Да что на тебя нашло? – щедро плеснув себе виски, он залпом его выпил, что для такого гурмана, как Георгий, было недопустимым моветоном. Он всегда иронизировал по поводу граждан, которые хлещут коньяк из водочных рюмок и расправляются с виски двенадцатилетней выдержки с такой лихостью, словно это бабушкин огуречный самогон.
– А что ты хотел? Ты весь вечер на цыпочках ходил вокруг нее. Ухаживал. Комплиментничал. Со мной ты никогда так себя не вел. И вообще, почему ты ни разу не пригласил меня к себе на работу?
– Сдурела? – он потер пальцем лоб. Георгий всегда так делал, когда злился. Животные подают сигналы, свидетельствующие об агрессивном настроении, и вот он – тоже.
Но я сигнал проигнорировала, о чем потом жалела не раз. Хотя думаю, все равно на том этапе у меня уже не было шансов все исправить. Максимум, на что можно было рассчитывать, – это продление агонии наших, давно не существующих отношений.
– Ты работаешь в модном клубе, может быть, мне тоже было бы интересно туда попасть. Хоть раз, – я неслась без тормозов по бездорожью, – или я рылом не вышла, чтобы в ваш клуб ходить?!
– Алиса, – с нарочитым спокойствием сказал он, – ты сама знаешь, что этот клуб – не для таких как ты.
– А для каких?! – в сердцах я запустила журналом в противоположный угол комнаты.
Угодила аккурат в фарфоровую напольную вазу, якобы китайскую антикварную (на самом деле лютая подделка, но Георгий ею отчего-то дорожил). Чинно качнувшись из стороны в сторону, ваза завалилась на бок и раскололась на две части.
– Ну, хватит! Это уже перебор, – решил Георгий, – Алиса, я ухожу. От тебя.
– Хочешь сказать, что решил это только сейчас?
И тогда он выложил мне все. Спокойно и беспристрастно – как на допросе.
Да, ему давно нравится Алена. С тех самых пор, как она два месяца назад устроилась работать в клуб. Да, он всегда был неравнодушен к дорого и со вкусом одетым блондинкам, которые умеют рассуждать не только о преимуществах шопинга в Милане. («Ты знаешь, что у нее MBA?!» – спросил он, как будто бы ожидал от меня искреннего восхищения.) Да, сначала он держался, пытался играть в благородство, тем более что у Алены был гражданский муж. А потом они расстались, и благородство Георгия мгновенно сошло на нет.
Да, они были близки. Это началось неделю назад, когда Алена зашла в его кабинет в неурочное время. И продолжается каждую ночь. А если быть более точным – несколько раз за ночь. То есть каждый раз, когда им удается хоть на десять минут остаться одним.
Он даже безжалостно рассекретил географию своих похождений – оказывается, «счастливые влюбленные» успели отметиться не только в кабинете, но и в сортире, и в гардеробе, и даже в будке ди-джея.
Закончилась исповедь так:
– Кажется, я влюбился. Алиса, прости.
Вот так просто и бесхитростно.
Вчера мы ссорились из-за того, кому достанется больший кусок одеяла, а сегодня – Алиса, прости.
– Если бы мы жили в съемной квартире, я бы ушел, – кашлянув сказал он, пока я пыталась осознать свалившуюся на меня информацию, – а так… Вот как мы поступим. Я не приду домой три дня. Этого тебе хватит, чтобы спокойно собраться и съехать, да? Если надо больше, я подожду.
Я уныло кивнула, чувствуя себя как никогда опустошенной. Потом, через несколько часов, я буду громко рыдать и в сердцах швырять в стену кофейный сервиз. Кусать подушку, маникюрными ножницами резать на части его дизайнерские рубашки, проклинать всех подряд, начиная с роковой Блондинки и заканчивая самой собою. Я даже вывихну палец ноги, пытаясь отфутболить из одного угла комнаты в другой его любимый саквояж Lois Vuitton. Но в тот момент мне словно ватную шапку на голову нахлобучили. Я спокойно смотрела, как мой любимый мужчина наспех складывает в спортивную сумку вещи, и даже сказать ничего не могла.