Больше он не пытался заставить себя не думать о Мурси. В конечном итоге, это же ничего не изменит. Пусть жизнь идет своим чередом, а Морик просто позволит случиться тому, чего не миновать. Если вдруг окажется, к примеру, что Катарина действительно достойная катарка и сможет перебить агонию воспоминаний о капитане, то пусть так и будет. Глупо сопротивляться очевидному. Даже, наверное, такое развитие событий оказалось бы предпочтительней. Все в прайде хотят их свадьбы, да и у самого Моргана проблем стало бы в разы меньше.
***
Листол в корне преобразился. Женщины постарались на славу, и теперь это современное здание походило на церемониальную залу в каком-нибудь крупном городе Катарсиса. Стены были густо обвешаны связками орехов, цветущими веточками, гербами и символикой прайда. Словно гардины, с потолка свешивались флаги — кошачья лапа в центре зеленого полотна, и это вызывало в присутствующих прилив гордости и ощущение единства.
Вдоль стен поставили для гостей традиционные напольные столы, которые ломились от угощений, а рядом разложили красивые, расшитые эмблемами отдельных семей, подушки для сидения. Каждая родоначальница считала своей святой обязанностью вышить узоры собственноручно, и такая работа котировалась как наивысшая добродетель для женщины, подобно каллиграфии у мужчин. Сидения эти заменяли собой так же таблички с именами, и всякий гость мог быстро опознать, где ему уготовано место. Но, по большому счету, это и так ведали заранее, ведь старейшина, планируя такие пиры не раз, никогда не вносил каких-то кардинальных изменений, только изредка перетасовывая одного или другого приглашенного, если те подрастали или меняли ранг, или, как сегодня, в прайд приехал гость.
Немного запоздав, Морган вошел в залу, когда там уже собралось примерно половина жителей деревни. Дед и мать громко ссорились, выбрав для дебатов центр помещения. Соседи и родственники посмеивались рядом, наблюдая не в первый раз подобную сцену. Такие громогласные споры повторялись от празднества к празднеству: дед непременно подготавливал для зятя непримечательное место, подальше от себя и остальной семьи, возле папиных родственников. А мама непременно возмущалась, доказывая несправедливое отношение к её избраннику и, в итоге, всегда садилась возле мужа, игнорируя почетное место по правую руку старейшины. Но конфликт быстро затих и на подушку матери без дополнительных препирательств посадили Моргана. Он заслужил такое почтение не только родством, но и доказал делом точность старейшины в выборе преемника.
Самому Морику было непривычно сидеть в позе «лотоса» и спустя каких-то десять минут ноги у него затекли, отяжелели и перестали слушаться. Он принялся ерзать на одном месте, пытаясь хоть как-нибудь улучшить неутешительное положение. Морган на собственной шкуре испытал, а потому неожиданно четко осознал, почему это Мурси предпочитает выполнять медитации и дыхательные упражнения не как остальные храмовники, а на диване, расслаблено поджав под себя ноги буковой «Зю». И, припоминая капитана в минуты задумчивого ковыряния в паде, Морик задрал одну ногу, согнув её, а другую устроил поудобней на подушке.
Старейшина негодующе уставился на торчащее перед его лицом колено.
— Неудобно, — шепнул Морик.
— Неприемлемо! — возмутился дед, одним словом предвосхищая любую попытку бунта.
Морган громко вздохнул и опять сел как положено, проклиная про себя предков, изобрётших все эти неудобные позы и слишком замысловатый этикет, на заучивание которого уходил не один год катарской жизни. А, между прочим, время — ценный ресурс и потратить его можно было бы куда эффективней. Вот станет он старейшиной, первым делом разрешит всем сидеть за столом как вздумается. А пускай хоть и лежать даже, если вдруг кому захочется! «В ногах правды нет».
Народ пребывал и занимал свои места, согласно правилам. Воздух наполнился гулом, ароматами цветов, мельтешили перед глазами разноцветные дорогие одеяния соседей. И все неизменно подходили к Моргану поздороваться да выразить почтение — и младшие, только вставшие на порог совершеннолетия, и старшие, обеленные сединами катары. Неусыпное внимание сотен глаз утомляло, Морик непрерывно поглядывал на часы, жалея про себя, что явился так рано. Наконец, почти все места оказались занятыми, оставались считанные минуты до назначенного времени, но дед по каким-то причинам не начинал церемонию, а вместо этого всё больше нервничал. Он выискивал кого-то глазами среди гостей и недовольно хмурился. Ухо его, при этом, подрагивало, а один уголок рта постоянно скалился. Морик с изумлением глядел на преобразившегося старейшину, обыкновенно сурового и собранного, узнавая себя. Получается, почти все жесты, слова и мимику он копирует у собственного деда. Чудно!