Я многое читал и пытался выяснить, что я могу, еще не будучи в Хогвартсе. И понимал, что ничего из того, что написано в книгах не совпадает с моей действительностью. Я был и остаюсь другим. Единственное, что схоже — были религии людей. Их представление о Боге очень походило на то, что мне подвластно. Хотя, судя по рассказам Елены, к нам раньше так и относились. И, скорее всего, все эти истории и культы появились благодаря подобным мне. Но я не собирался показывать свои возможности. Я знал, какие люди на самом деле. Не существует абсолютно добрых и хороших людей. Узнай они обо мне, их бы все равно поглотила злость и зависть. А итогом этих чувств стала бы ненависть.
Нет, я не был трусом. Все-таки обладая подобной силой и знаниями ты относишься к жизни совершенно иначе. Не как простой человек, коим я в принципе и не являлся. Вообще магия была отлична от религии и науки. В моем представлении, это было прямое воздействие на материю. Точнее, даже не в представлении, а в реальности. Я знал, что могу влиять на все, что существует. Даже больше: я чувствовал практически все, что находится на земле. Порой, мне казалось, что я могу убить всех, стоит мне только пожелать. Или же спасти. Но понимал, что обладая такой силой, я не могу ее применять таким образом.
Я знал, что раньше магия была равнозначна мудрости. И понимал, почему. Мой разум и умения показывали то, что я обладаю большим, чем большинство волшебников. И я стал различать себя и их разными понятиями. Но порой мне было одиноко среди них. Даже в моей семье. Они не понимали меня. И, наверное, никогда не поймут. Главное, чтобы не отвергли, и приняли все, что я сделаю в итоге. Несмотря на все свои размышления и ум мне все равно нужны были близкие. В этом я от людей не отличался.
Возможно, только волшебные существа приближены ко мне по силе. Но они живут в закрытых обществах, и меня все равно не примут. Елена говорила, что они не помогли таким как мы в свое время. А равнодушие, порой, хуже, чем предательство. Так что, по сути, я никому не мог доверять. Даже призраку, ведь и она могла случайно проронить неосторожную фразу. Хотя, говорила, что ни с кем не общается. Будь то мертвый или живой волшебник.
— Гарри, а как ты будешь добавлять мяту? — отвлек меня от размышлений голос Энтони. Я вздрогнул, взглянув на него, и понял, что он меня спросил.
— О, думаю, сушенную. Измельченную практически в пыль. Так реакция пройдет быстрее, а концентрация растения будет более высокой, чем при свежем ингредиенте.
— Спасибо. Я тебя от чего-то отвлек? — один из минусов Гольдштейна — наблюдательность. Но, многие бы посчитали это хорошей чертой характера. Многие, но не я.
— Я просто обдумывал, как поменять некоторые моменты варки успокаивающего бальзама. Хотелось бы улучшить его вкус. И уменьшить побочные эффекты.
— О, ты о сонливости?
— И заторможенности. Думаю, если сбавить температуру при добавлении аконита, то может что-то получиться, — задумчиво протянул я, уводя разговор на более безопасную тему.
— А если добавить пыльцу мака? — спросил Энтони. Я фыркнул, посмотрев на него.
— Тогда мы упокоим, а не успокоим человека.
Он с трудом сдержал смешок, и мы продолжили обсуждать варианты. А вот и плюс Гольдштейна: он умен и легко отвлекается, когда поднимаешь интересную тему. По крайней мере, для меня — это положительная черта его характера. Как и большинства Когтевранцев.
Так что дописали мы эссе под периодические переговоры и дополнения с использованием необходимой литературы. Хотя, я мог и не списывать из книг, ведь знал каждое слово из них. Моя память все еще была безупречной. А Дамблдор был все еще жив. Что странно — он не предпринимал ничего. Как будто ждал чего-то. Или ожидал приказа. Хотя, мне не верилось, что этот человек кому-то подчиняется. Он не был похож на того, кто может склониться голову перед кем-то.
Но это только мои мысли и наблюдения. Правда может оказаться совершенно неожиданной. Но я не зацикливался на этом. У меня все еще были другие дела, помимо мести. Я разрабатывал новые артефакты, используя теперь еще и кровь. Но пока не было улучшений в плетении чар. Хотя, я и старался, как мог. Может, все еще мыслю в определенных рамках? Правда, мне сложно судить об этом. Ведь я не знал, существует ли ограничение в моей силе, или в моей голове.
Так что на каникулы я отправился, как и все, на Хогвартс-Экспрессе. И, надо заметить, что МакГонагалл была удивлена, когда увидела меня на перроне. Но ничего не сказала на этот счет. В поезде я ехал с Энтони, и мы обсуждали чары расширения пространства. О них мы, разумеется, уже знали, ведь наш багаж был снабжен подобными заклинаниями. Поэтому было интересно «научиться» применять их самим. Я, к счастью, уже умел так делать. И не только с помощью чар, но и рун. Таким образом, магия закрепляется в предметах практически навсегда. Хотя, и здесь есть ограничения по времени.
— А вообще я хотел бы заниматься артефакторикой, — сказал Энтони, смотря в окно. Мы проезжали мимо какой-то деревушки, так что я тоже непроизвольно посмотрел на нее.
— Да, очень интересное занятие. Но одних чар будет мало, — сказал я.
Мне не хотелось демонстрировать обширность своих знаний. Да, я был лучшим в нашем потоке, но это не означало, что мне следовало вообще открыть все свои знания. Впрочем, Гольдштейн вряд ли бы рассказал кому-нибудь о моих способностях. Но проверять мне не хотелось. Я знал, что верить людям нельзя.
— Да, я знаю, что нужны будут еще и руны. А там и нумерология. Но я не думаю, что не справлюсь с этим. А ты какие предметы потом выберешь?
Я улыбнулся, радуясь, что он и сам знал о подобных тонкостях.
— Думаю, то же самое. Правда, я не думаю, что посвящу себя артефактам. Я хотел бы заниматься исследованиями, — ответил я, ни капли не соврав. Ведь, по сути, я этим и занимался. Исследовал свои способности, работая в Отделе Тайн. Жаль, рассказывать об этом нежелательно. Ведь люди не поймут то, что ребенок уже работает в таком отделе. Да еще и ведущий специалист. Которого никто не видел, кроме главы того отдела.
Приехали мы уже затемно, и, а платформе меня встретил Сириус. Как и обещал. Он стоял чуть в стороне от Малфоев, что меня удивило. Он не особо любил эту семью, и всегда пытался избегать их общества. Но я спокойно улыбнулся, попрощался с Энтони и приблизился к крестному. Блэк вскоре заметил меня и легко улыбнулся, не сдвигаясь с места. Эта сдержанность меня удивила.
— Крестный, что-то случилось? — спросил его я в первую очередь, когда подошел.
Он хмыкнул, зная, что от меня скрываться бессмысленно, и я прочел все мысли, что тревожили его. Оказывается, Дамблдор поручил ему сблизиться с теми, кто выкрутился во время судебных заседаний нал пожирателями. И Малфои были первыми в списке.
— Все хорошо, Гарри. Думаю, обсудим все дома. Как дорога? Устал?
Я пожал плечами, не зная, что и ответить. Приблизился Драко и стал разговаривать со своими родителями. Я с ним не общался, поэтому не знал, что сделать в этой ситуации.
— Нарцисса, какая приятная встреча, — практически пропел Сириус, беря меня за плечо и подойдя к Малфоям.
Я спокойно смотрел на блондинистых волшебников, в которых ощущалась кровь вейл. Они были практически полукровками, судя по аурам, и мне было смешно смотреть на это. В свое время они так бились за чистоту крови, а сами намного хуже, чем те, кто связывает свою жизнь с магглами или магглорожденными.
Дело в том, что кровь магов и людей практически одинакова. Разница так мала, что не влияет на гены потомков. И преобладает, естественно кровь мага. Исходя из этого, можно просчитать, и понять, что есть вероятность рождения и простого человека, ведь скрещивание генов такое подразумевает, но это далеко от наук магглов. Дело в том, что волшебники не могут родить не мага. Даже от человека. Если сила ребенка спит, то есть — он родился сквибом, то, скорее всего, виновато проклятие, основанное на крови.