- Зря сердишься, раис, - дружелюбно сказал Алимджан. - Ведь и тебе перепадет слава, если колхоз в этом году получит хорошие удои.
Кадыров брезгливо оттопырил губы, усмехнулся неприязненной, тяжелой усмешкой:
- Бойки вы, как я погляжу! И хлопок вам подавай, и молоко, и целину, и кукурузу! Хотите из одного лука сразу семь стрел выпустить!
- Ну, лук, положим, оружие устаревшее, - возразил Алимджан. - Сейчас мы вооружены получше. Так что не стоит, раис, унывать. Почти все работы по посеву выполнят эмтээсовцы, тебе же придется лишь выделить для ухода за посевами небольшую бригаду. А Рузы-палван подготовит силосные ямы, это его прямая обязанность.
- Так, так, - с- угрюмой иронией произнес
Кадыров. - Ты напридумывал невесть что, а я отдувайся!.. Ты, выходит, законодательная власть, а я исполнительная. Мне полагается только подчиняться, проводить в жизнь твои директивы.
Алимджан лишь вздохнул с какой-то усталой безнадежностью:
- Трудный ты человек, раис… Опять надулся, как индюк, опять лезешь в бутылку. Ведь Джурабаев звал тебя, ты отказался с нами поехать. А мы сегодня все предварительно и обговорили.
- Кто это «вы»?..
- Товарищ Джурабаев, председатель сельсовета и я, как секретарь парторганизации колхоза.
- Погоди, погоди! Председатель сельсовета - это ведь Айкиз?
- Да, Айкиз… А в чем дело?
- Так бы и говорил: я и моя жена.
Алимджан недоуменно пожал плечами.
- Ну пусть будет так: я и моя жена. Так вот, обсудили мы все, обдумали и пришли к выводу: до того как колхоз засеет целину хлопком, он успеет вырастить на ней джугару и кукурузу. Дело это не очень тяжелое, зато оч-чень полезное! Партийное собрание я решил не созывать, время горячее, страдное, но посоветовался с коммунистами, с бригадирами. Все-«за». Слово за тобой, раис.
- С бригадирами-то зачем советовался? - подозрительно, уже готовясь обидеться, спросил Кадыров. - Им ведь с твоей кукурузой не возиться!
- Все равно надо было знать их мнение. Бригадир- сердце колхоза]
Кадыров возмущенно засопел; теперь и на лбу у него выступили крупные капли пота.
- Та-ак, парторг… Ко мне ты, значит, идешь к последнему? Значит, я, председатель колхоза, вообще уже нуль без палочки. Пугало на колхозном огороде! Колхозный сторож!.. Так прикажешь тебя понимать?
Алимджан внимательно посмотрел на Кадырова и с раздумчивой укоризной, с какой-то даже жалостью поначал головой. Разубеждать председателя было сейчас бесполезно. Глупая обида, упрямое честолюбие замутили ему глаза, и он все видел переношенным, как в кривом зеркале.
- Вот что, раис, - сухо и твердо сказал Алимджан. - Никто не покушается на твои права. Но ты, кажется, начал забывать, что у тебя есть и обязанности… Вместо того чтобы считать обиды да печься о своем престиже, ты бы лучше подумал, как успешней провести сев кормовых. Партийная организация проследит за этим.
Уже оседлав велосипед, он обернулся к Кадырову, на которого словно столбняк напал, и предупредил:
- То, о чем я говорил тебе,"'это партийное поручение. Учти это.
Кадыров, не поднимая головы, медленно повернулся и медленными шагами направился к своим друзьям… Среди приятелей царило пасмурное молчание. На Кадырова устремились ожидающие, спрашивающие взгляды. Он тяжело опустился на свое место, пошарил вилкой в миске с овощами, в сердцах бросил ее на хурджун так, что она подпрыгнула несколько раз, и крикнул:
- Ну, что молчите? У вас молоко во рту скисло? Вашего председателя свалили в грязь и топчут, топчут, а вы только ушами хлопаете!
Аликул осторожно кашлянул, виновато и льстиво улыбнулся:
- Чтобы тебя затоптать, раис, понадобились бы все слоны Индии… хе-хе… Ты уж положись на нас, раис… Мы тебя в беде не оставим. Что бы с тобой ни случилось, мы всегда поможем. И советом, и… делом. Мы - тебе, а ты - нам… Хе-хе…
В это время к обедающим подошел Гафур. Кадыров покосился на него и пробурчал недовольно:
- Ждать себя заставляешь, звеньевой…
Гафур развел руками:
- Вы что, не знаете нашего бригадира? Совсем нас загонял! Ему, можно сказать, в лицо плюнули, а он выслуживается перед обидчиками… Из кожи вон лезет, чтобы спасти хлопок, который по милости моей бесценной племянницы - да пошлет ей аллах кучу детей, чтоб не мешалась в чужие дела! - чуть не погубила песчаная буря. Бригадиру махнуть бы на все рукой: пусть герои сами выкручиваются, как хотят. А он целыми бочками льет воду на их мельницу: и сам не выпускает из рук кетменя, и другим не дает ни минуты отдыха!
- Тебе, пожалуй, не дашь…- криво усмехнулся Кадыров.
- Ай, раис, ты-то уж меня не обижай! Я, кажется, все для тебя готов сделать.
Аликул разлил по стаканам остатки ноньяка. Рузы-палван, быстро разрезав дыню, положил перед каждым по душистому, искристо-белому полумесяцу:
- Предлагаю, друзья, выпить по маленькой за хорошее настроение и поближе познакомиться с моей дынькой.
- И пусть раис расскажет, чем… хе-хе… порадовал его наш молодой парторг.
Кадыров впился зубами в нежную дынную мякоть, обглодал корку, отбросил ее в сторону и обвел приятелей недобрым взглядом, налитым хмурой, тупой обидой.
- Радости мало. Председателя вашего уже ни в грош не ставят! - Он, словно с врагом, расправился еще с одной дынной долькой и с горькой усмешкой продолжал: - Я-то, дурак, думал: я - голова колхозу! Да, недаром говорят, что вода, которая течет в арыке, не ценится. Главные хозяева у нас, оказывается, бригадиры. Парторг так и заявил: бригадир, мол, сердце колхоза! - Кадыров в ярости стукнул кулаком по хурджуну и требовательно спросил: - Ну, а я тогда кто? Печенка, что ли? Бригадир - сердце колхоза, а председатель - пустое место? Печенка, селезенка, слепая кишка? Отрезать ее, да выбросить! - Он чуть не всхлипнул от жалости к самому себе и воскликнул с горечью: - Ну как такое терпеть? Как после этого работать? Руки опускаются…
Аликул поднял глаза к небу и сказал вкрадчиво и соболезнующе:
- Нам больно за тебя, раис… Мы видим, слова парторга ранили тебя в самое сердце, словно острие отравленного кинжала.
- Погодите! - со злорадной угрозой прервал его Кадыров. - Погодите, они и до вас доберутся. Наплачетесь с этой целиной! Особенно ты, Аликул!
Глаза у Аликула забегали, словно мыши в мышеловке.
- Это почему же я, уважаемый раис?
- Ты - председатель совета урожайности. Мы с тобой оба в ответе за урожай нынешнего года.
Аликул задумался. Потом, обращаясь к Молла-Сулейману, поинтересовался:
- У тебя-то на участке оправился хлопок?
- Какое там! Людей мало. Лучшие хлопкоробы ушли в строительную бригаду.
- А остальные на базаре гуляют?
- Да нет… Ковыряемся помаленьку…
Аликул насмешливо прищурился:
- А бригадир, если меня не обманывают глаза, ведет бригаду в бой, крепко сжимая в руках стакан с коньяком!.. Нет, так не пойдет, братец… Запомни: все твои дехкане - золотые работники, и все делают, из последних сил выбиваются, чтобы спасти хлопок. А сам ты ночей не спишь, глаз не смыкаешь, все думаешь, как справиться с лихой бедой? Но вот людей у тебя мало… Как солнце высасывает из земли влагу, как болезнь изнуряет человека, так и целина обескровила, истощила твою бригаду. И как ни бьются герои-дехкане, а хлопок, придавленный бурей, поднять уже не могут… И гибнет на наших полях бесценное белое золото, гибнет по вине тех, кто не вовремя и не рассчитавши сил решил взять «на ура» неприступную крепость - пустыню, добыть себе дешевую славу…
Все, как завороженные, слушали Аликула. Молла-Сулейман глядел прямо в рот оратору своими выпуклыми глазами. Лица Кадырова и Гафура выражали мрачное, тупое внимание. И лишь Рузы-палван морщил лоб, ' стараясь сообразить, куда клонит хитрый старик. Аликул, насладившись впечатлением, которое произвела на слушателей нарисованная им страшная картина, коротко вздохнул и, как о чем-то решенном, сказал:
- Так мы и напишем, дорогие…
Первым пришел в себя Рузы-палван. Он улыбнулся как-то неуверенно и, помявшись, спросил: