Дорога в районный центр проходила через целинные земли; они раскинулись справа от всадника. Вот целина, поднимаемая его колхозом… Вот участки, прилегающие к угодьям других колхозов… А вот еще нетронутая, пустынная степь. Она похожа на шкуру линяющего верблюда, но раскинулась так широко, что и глазом ее не окинешь, а об освоении такого простора нечего и думать. Попробуй-ка этакую ширь вспахать, напоить живительной влагой, уберечь от горячих ветров,,«есущих колючий песок! А если и случится чудо, если вырастет тут хлопчатник, он все равно пропадет: ведь никаких сил не хватит собрать урожай вовремя! Алимджан, верно, опять сослался бы на машины. Но машины - дело темное. На машины надейся, а сам не плошай. Заманчиво, конечно, представить эти вот степи залитыми белой пеной раскрывшегося хлопчатника. Разбогател бы тогда колхоз… Но пока можно обойтись богатством, нажитым за последние годы. Обходились же до сих nopl Кадырова в районе хвалили, колхозники обзавелись - кто мотоциклом, кто велосипедом, и никто его, председателя, не смел попрекнуть - ни Айкиз, ни Джурабаев. Славно тогда работалось и жилось славно. А теперь…
Кадыров тюбетейкой вытер лицо, шею и причмокнул, поторапливая коня. Хорошо бы попасть в район пораньше, пообедать вместе с Султановым, а за обедом по-приятельски потолковать о том о сем… Для иных Султанов, может, и начальство, а Кадырову он близкий друг. Он и в райисполкоме примет его в любое время, и домой позовет. А дома у него и улыбка другая, и слова не те, что на работе!.. К тому же, к горячим бокам кадыровского коня прочно прижаты «ценные марки», - две сумы перекинутого через седло хурджуна, в котором покоились мясо и сало барашка, зарезанного утром на ферме Ру(зы-пал- вана. Это был и подарок/ и взятка, и в то же время- не взятка, потому что барашек, плачевно закончивший свой жизненный путь, принадлежал, как это ни удивительно, самому товарищу Султанову. Султанов взяток не брал - не такой это был человек! - да и подарка, пожалуй, не принял бы, блюдя партийную непорочность. Кадыров, чтобы задобрить друга, вез к нему собственного его барана.
Уже не один хурджун с бараниной был переправлен с фермы в дом Султанова, и каждый раз Кадыров сопровождал подарок клятвенными заверениями, - да видит сие аллах! - что это бараны не колхозные, а собственные султановские. Ведь товарищ Султанов помнит, наверно, как года два назад по его просьбе пустил Кадыров в колхозную отару трех султановских барашков? Просьба была, пожалуй, и не совсем законной, но не самому же председателю райисполкома пасти свою скотину! (Кадыровские бараны тоже нагуливают жир вместе с колхозными. Что же тут такого? Дело житейское…) Правда, те три барашка давно уже превратились в шашлык, который был подан к столу в доме Султанова… Но ведь от них был приплод. А от того приплода - еще приплод. Теперь султановских барашков и не сосчитать! Товарищ Султанов знает, наверно, заведующего фермой Рузы-палвана? Ну, того, балагура? Толстого такого! На него вполне можно положиться, это работник преданный, добросовестный, и он так сказал: «Колхозное добро я берегу пуще глаза, я за него в ответе перед колхозниками, отчетность у меня в полном порядке, не придерешься. А этого вот барашка отвезите товарищу Султанову, это его барашек…» И уж пусть уважаемый товарищ Султанов не беспокоится, колхозная скотина у нас вся учтена, а чужой колхозу не надо… Пасутся у нас ваши барашки, и ладно, а сколько их нынче - это уж Рузы-палвану лучше знать.
Кадыров скосил глаза на хурджун с бараниной и чуть заметно усмехнулся… Легко говорить с людьми, которые любят пожить! По чести сказать, только с ними и можно договориться… Предложил бы он какую-нибудь услугу Айкиз или Джурабаеву, так нарвался бы на внушение. А Султанову поможешь - он тоже в 'Долгу не останется. Попросишь его, чтобы он во время уборки направил в колхоз побольше людей из города, разве он откажет? Джурабаев, тот сразу бы в крик: «А почему именно в твой колхоз? Другие колхозы не меньше твоего нуждаются в рабочей силе!» Чудак, право… Да Еедь когда нужно, и Кадыров может сослужить тебе хорошую службу… Как говорится, услуга за услугу. На этом все в жизни и держится. Иначе, как бы он вел колхозное хозяйство? Только тебе, товарищ Джурабаев, этого не понять… Не умеешь ты ценить настоящих друзей. О своей выгоде не думаешь… Ты, конечно, не пустишь своих барашков в колхозное стадо, даже если об этом и знать-то посторонние не будут. Ох, уж эти чистюли! Энтузиасты! Упрутся на своем, и ничем их не сдвинешь! Вот и приходится идти на нрайние меры…
Кадыров покачал головой: ему даже жалко было Джурабаева, не желающего понять, что жизнь - сложная штука и на упрямстве да несговорчивости далеко не уедешь. «Не захотел, уважаемый, поддержать Кадырова, которого знаешь уже много лет, так пеняй на себя. Стрела, пущенная в Айкиз, и тебя заденет, дорогой товарищ… Война так война. А на войне все средства хороши».
Когда Кадыров въехал в районный центр, от мрачного настроения не осталось и следа. Чужие слова-пчелы уже не терзали его своим надоедливым жужжанием, они незаметно обернулись собственными его мыслями, а спорить с самим собой не хотелось. Следовало беречь силы, крепить в себе боевой дух: схватка предстояла не из легких!
Конь зацокал копытами по булыжной мостовой. Центральная улица поселка содержалась опрятно. Каменная мостовая, асфальтированные тротуары, аккуратные, свежевыбеленные ограды, из-за которых, словно снедаемые любопытством, перевешивались наружу кудрявокронные деревья… Кадыров решил заглянуть в райисполком: может быть, Султанов еще там? Он пересек заасфальтированную площадь, на которую смотрели окна райкомовского здания (Кадыров даже не взглянул в ту сторону), миновал еще нескольно домов и остановил коня перед входом в обширный сад, в глубине которого пряталось здание райисполкома. Дом был старый, но добротный. Когда йачали строиться новые дома на главной площади, Султанов отказался переводить туда райисполком, ибо вполне был доволен прежним местоположением: райисполком находился теперь в некотором отдалении от райкома, что создавало ощущение независимости.
Здание райисполкома утопало в зелени, вдоль широкой аллеи, ведущей к дому и усыпанной гравием, тянулись низенькие скамеечки, прикрытые зелеными зонтами пышной листвы. Здесь все было приспособлено для того/чтобы… ждать. В приемной Султанова было удобно и чисто, как в парикмахерской; на отдельном столике лежали журналы,- читай, коли соскучишься! Сад манил чистотой и тенью; душно станет в здании - иди в сад, отдохни на скамейке, поразмысли в тени, может, с таким пустяшным делом, как у тебя, и не стоило идти в райисполком, тревожить председателя, у которого всегда дел по горло. Нет, никто не мог бы упрекнуть Султанова в том, что он не заботится о посетителях! А что дел у него по горло, в этом легко можно было убедиться: ведь если бы он не был так занят, разве заставлял бы людей часами дожидаться приема?
Был уже полдень… У подножья деревьев лежала ровная, круглая тень. Кадыров привязал коня к одному из тополей, стороживших текущий вдоль тротуара арык, прошел через калитку в исполкомовский сад и, поглядывая с чувствам превосходства на томившихся просителей, зашагал, хрустя гравием, к зданию, двери которого всегда были открыты перед Кадыровым. Он был здесь своим человеком. Секретарша председателя райисполкома, пышная и грозная, решительно останавливала случайных посетителей неизменной фразой:»«У товарища Султанова совещание!», но Кадырова она всегда встречала приветливой улыбкой: