Бекбута подкрался к Суванкулу и хлопнул его по плечу ладонью. Тракторист вздрогнул от неожиданности и оглянулся, растерянно и оторопело…
- Ай, какой ты стал нервный, Суванкул, -«сочувственно произнес Бекбута, - какой пугливый! До тебя и дотронуться нельзя. За что только тебя называют богатырем? Сердце у тебя прыгает, как у зайца. Загнанного охотником…
Дехкане, оказавшиеся поблизости, встретили шутку Бекбуты одобрительным смехом. Смех этот подстегнул Суванкула, тракторист посоветовал:
- Не выкраивай мне рубаху по своей мерке, Бекбута. Не тебя ли я испугался? Да ты сам из тех героев, у которых, стоит вспорхнуть воробью, выскакивает на губах лихорадка.
- Ты хочешь сказать, что у меня заячье сердце?
Суванкул поощряюще улыбнулся:
- За что я тебя люблю, друг, так это за догадливость.
- Какой храбрец! - с ироническим изумлением воскликнул Бекбута. - А положишь ему руку на плечо, так он дрожит всем телом.
Но и Суванкул не полез за словом в карман:
- Я думал, это муха села. Хотел ее согнать. Смотрю, а это болтун Бекбута, который работает больше языком, чем руками!
Бекбута самодовольно надулся и покровительственно потрепал Суванкула по плечу.
- Э, друг, вы там, на целине, потому и спите так спокойно, что я тут тружусь, как вол! Пока я жив - можешь опираться на меня, как на гору.
- Спасибо, Бекбута. Ведь на гору способен опереться только великан.
- До великана тебе далеко, дорогой друг, - вздохнул Бекбута, смерив тракториста скептическим взглядом. - Ты больше похож на медлительный верблюжий караван: путь, какой ты проделаешь за месяц, я успеваю пройти за день.
- И, как пулемет, выпаливаешь за день столько слов, сколько другому хватило бы на месяц!
- Верно, дорогой. Я успешно справляюсь и с этой нагрузкой. Не то, что ты: пока выжмешь из тебя четыре слова, лето уже сменяется осенью.
У друзей достало бы пороха на долгий словесный поединок. Это были люди веселой богатырской силы и полнокровной жизнерадостности. Они могли шутить даже в самые горькие или серьезные минуты. Но дехкане начали уже расходиться по участкам, а сражаться без зрителей не было интереса. Погодин позвал Бекбуту:
- Закругляйся, бригадир! Идем к Алимджану.
- Ты не обождешь меня? - спросил Бекбута Суванкула. - Я скоро.
- Нет, дорогой, пора работать. Я не такой лодырь, как ты.
Довольный, что последнее слово осталось за ним, Суванкул повернулся к Бекбуте спиной и отправился восвояси, а Бекбута, Халим-бобо и Погодин по тропинке, пересекающей хлопковые поля, двинулись на участок к Алимджану.
Они рассказали ему о стихийном митинге ал- тынсайцев, передали их просьбу: известить обо всем Джурабаева, настоять на разборе этой истории со статьей и на привлечении клеветников к партийной ответственности.
Алимджан задумался. Он стоял перед Погодиным, покусывая губы, брови его, сросшиеся на переносице, нависли над глазами сплошным черным карнизом.
- Что тут думать, Алимджан! Пока осторожный рассчитывает, решительный свершает задуманное. Бери мой мотоцикл и дуй в район.
- Понимаешь, Иван Борисыч…
- Нет, не понимаю.
- Видишь ли, в чем дело… Я ведь, в сущности, должен защищать Айкиз?
- В статье говорится именно о ней и именно за нее хотят вступиться дехкане. А ты, как партийный руководитель, обязан потребовать от их имени, чтобы все, что насочинял Юсуфий об Айкиз, было всенародно признано клеветой.
Алимджан мялся.
- Так-то оно так… Но для дехкан Айниз председатель сельсовета, а мне она - жена.
- Жена-то, сынок, родней всех на свете, - заметил Халим-бобо. - Жена тебе самый близкий друг. А за друга ты должен в огонь и в воду…
- А потом тот же Юсуфий напишет, что партийный секретарь колхоза «Кзыл Юлдуз» выступил в роли адвоката собственной жены!
- Пусть напишет! - разозлился Погодин. - На каждый чих не наздравствуешься. Народ поверит тебе, а не ему. Статья-то клеветническая?
- Что ты на меня кричишь? Ну, клеветническая. Так не в этом же дело.
- Только в этом! А все остальные соображения - по боку. Защищая Айкиз, ты выступишь не как адвокат, а как друг и как принципиальный коммунист, которого должна возмущать любая клевета, кого бы она ни касалась.
- Меня и так уже обвинили в семейственности.
- Кто обвинил-то? Партия? Товарищи? Клеветник же и обвинил, а ты перепугался. Выходит, если на меня кто поклеп возведет, ты тоже от меня шарахнешься? Мол, Погодин мне друг, как бы не сказали, что я защищаю его из дружеских чувств. А дружеские чувства - великое дело! И если друг твой не прав, ты, из дружеских чувств, обязан осадить его. А если прав, дерись за него, как лев! Так я говорю, Халим-бобо?
- Твоя правда, сынок. Жизнь наша вся на дружбе замешана. Есть, дорогие, старая восточная притча. Спросили одного мудреца: «Что дороже золота?» - «Дружба», - сказал мудрец. «А что крепче железа?» - «Дружба», - снова сказал мудрец. «А что сильнее бури?» И мудрец воскликнул: «Дружба сильнее бури». Так за кого же еще и драться, как не за друзей?
- И еще учти, Алимджан, - вставил Погодин, - статья бьет не только по Айкиз. Смотри на это дело шире!
Алимджану ничего не оставалось, как согласиться. Он и сам начинал понимать, что его щепетильность может быть истолкована как трусость - трусость равнодушия. А он не был ни равнодушным, ни трусливым.
Когда они возвращались на полевой стан, где Погодин оставил свой мотоцикл, Иван Борисович тронул Алимджана за локоть. 4
- Отстанем немного, ты мне нужен на пару слов.
- Опять будешь распекать? - засмеялся Алимджан. - Я все, все понял, Иван Борисович!
- Все ли, Алимджан? Ты прости, что я вмешиваюсь в твои семейные дела. Но мне кажется- обижаешь ты жену…
- Чем же это?
- Своим невниманием. Мне Лола рассказывала: когда Айкиз подолгу не видит тебя, ходит, словно в воду опущенная. А не видит она тебя порой целыми сутками. Где она сейчас?
- Она всю ночь не спала, просидела у окна… Утром я зашел к ней, а ее уже нет… И в сельсовете тоже нет.
- Эх, ты! Сам-то небось спал, как сурок?
- Я на ногах еле держался. Сам понимаешь: такой был день…
- А я бы не смог уснуть, - задумчиво и как- то мечтательно проговорил Погодин, - и подолгу не видеться с Лолой тоже не смог бы. И нигде не задерживался бы, если бы договорился с ней о встрече. Вот женимся, только о ней, кажется, буду думать…
- А работа?
- И работать станет легче!
- Смотрю я, Иван Борисыч, нрепко же ты влюблен в Лолу! Повезло сестренке.
- А ты уже не любишь Айкиз?
- Что ты, Иван Борисыч! - Алимджан покраснел и, доверительно взяв Погодина под руку, признался: - До сих пор влюблен! Как мальчишка…
- Только стесняешься проявлять свои чувства? Боишься уронить мужское достоинство?
- Да нет… - Алимджан крепко потер ладонью затылок. - Дел до черта! Как уйдешь в них, обо всем забываешь!
- Так… Не дружат, значит, у тебя личное и общественное. А когда ты в докладах призываешь к слиянию сих начал - наверно, соловьем разливаешься? Говорить-то ты умеешь красно, складно.
- Погоди, Иван Борисыч! Вот ты, положим, обещал Лоле встретиться с ней в два часа ноль- ноль минут. А у тебя - дела. Что же, ты бросишь все и побежишь к своей невесте?
- Нет. Постараюсь управиться со всем побыстрее и не побегу, а полечу! Ведь у Айкиз, Алимджан, дел не меньше, чем v тебя. Но у нее почему-то остается время и на встречи с тобой, и на тоску, когда тебя нет…
Алимджан молчал. А когда они пришли на полевой стан, он бросился к мотоциклу, торопливо завел его и помчался в район к Джурабаеву.
Глава двадцать шестая