Муратали глубоко вздохнул, повернулся и побрел к полевому стану, чтобы взять кетмень и отвести душу в работе. Но на стане он неожиданно встретил Айкиз.
- Поправились, Муратали-амаки?! - воскликнула она с искренним дружелюбием. - Я от души за вас рада!
- Радоваться-то нечему, - потерянно сказал бригадир. - Беда у меня, дочка…
Лицо у Айкиз стало серьезным. Она участливо кивнула.
- Знаю, Муратали-амаки. Я сегодня прошлась по всем участкам, была и на вашем. - И спросила с мягким упреком: - Как же это вы, ни с кем не посоветовавшись, поставили бригадиром Гафура?
- Я сказал Аликулу.
- И Аликул согласился с вашим решением? Непонятно. Всем же известно, что за птица Га- ФУР!
- Ох, дочка… Я-то вот поверил этому нечестивцу.
- Так ли, Муратали-амаки? - В голосе Айкиз слышалось испытующее сомнение. - Вы не знали, что представляет собой мой дядюшка?
Муратали поднял на нее глаза, в ноторых были сейчас только печаль и усталость, и тяжело вздохнул:
- Знал, дочка. Я сам во всем виноват.
- Да вы не огорчайтесь, Муратали-амаки! - ласково сказала Айкиз. - Хлопок еще можно спасти.
- Ты добрая девушка, Айкиз. Но боюсь, что спасти его трудно.
- А мы постараемся. Придумаем что-нибудь!
- Поздно думать, дочка! - Муратали обреченно махнул рукой. - Бригаде понадобится не меньше недели, чтобы выходить хлопок. У нас ведь немало и других забот. А за неделю чахлые кусты сбросят все цветы и бутоны.
Айкиз задумалась, и снова ее лицо осветилось ободряющей улыбкой.
- Никогда не надо терять надежды, бригадир! Увидите, все будет хорошо. Идите домой и отдохните. Вы давно из больницы?
- Днем выписался.
- Ну вот! Не бережете вы свое здоровье.
- До здоровья ли тут, дочка. Ступай, а я немного поработаю.
- Ведь уже темнеет, Муратали-амаки. Какая теперь работа, глядя на ночь! Пойдемте, я провожу вас до Алтынсая, а там - садитесь на Бай- чибара и поезжайте к себе в Катартал. Или вы хотите ночевать в Алтынсае?
- Нет, я домой… Соскучился по Катарталу.
Когда они вышли на дорогу, Айкиз поинтересовалась:
- Вы так и не надумали переселяться, Муратали-амаки? Ваши все уже справили новоселье. И очень довольны.
У Муратали не было сил ни спорить, ни возмущаться, он только привередливо проворчал:
- Мне за другими не угнаться! Ты слышала, что говорят про меня прыткие на язык комсомольцы? Муратали - темный, глупый, нинуда не годный старик!
- Полно вам, Муратали-амаки! Никто так о вас не говорит.
У Муратали задрожали губы.
- А ваш хваленый Керим? Мало ему, что он отнял у меня дочку, он еще обливает старого человека грязью! И ты хороша, Айкиз! Вместо того чтобы усовестить их, ты дала Михри приют...
- Михри моя подруга, я не могла отказать ей в убежище. Но вы… Кто-то оклеветал перед вами Керима! Поверьте, Муратали-амаки, мало кто относится к вам с таким уважением, как Керим. Спросите у дехкан, он всегда говорит о вас с сыновней почтительностью. Кто же вздумал чернить его?
Муратали молчал.
- Нет, ни от кого я не слышала о вас худого слова, - продолжала Айкиз. - Хотя скажу вам честно, нас очень огорчило, что вы не хотите переселяться. Нам больно было за вас, Муратали- амаки! Вы же всегда быди с народом и вдруг оказались в стороне от o6щего дела. Все покинули Катартал, вы один упрщцтесь. Подумайте, Муратали-амаки, может ли к )ыть, чтобы все заблуждались, а вы один были правы? Вы не обижайтесь, но если человек остается один, значит он не прав! И вам, я уверена, в тягость ваше одиночество. В одиночестве человек и сам несчастлив, и других не может осчастливить. В одиночестве даже гора разрушается под дождем и ветром! Вы сами, чуть отошли от людей, уже попались в сети к злоязычному сплетнику! Дереву и то трудно одному… - Айкиз замолкла, вспомнив о чем-то, и после недолгого раздумья опечаленно сказала: - Вы еще не знаете, Муратали-амаки… Урюк-то ваш погиб.
Муратали не поверил Айкиз, но ее слова заставили его поторопиться. С благодарностью он принял от нее Байчибара и всноре был уже в Катартале. Привязав коня к калитке, старик кинулся к урюку. Над землей сгустились вечерние сумерки. Но темнота не мешала разглядеть, что урюк - засох. На ветках, не опав, засохли листья… Он с горькой нежностью погладил нижнюю ветку. Листья рассыпались под его ладонью. Кора оказалась жесткой, шероховатой. Айкиз сказала правду.
Ослабевший после болезни, изнуренный событиями прошедшего дня, старик еле доплелся до постели. Не зажигая огня, не раздеваясь, он лег, но спал дурно, беспокойно. Всю ночь его мучили кошмары.
Утро принесло ему и горе и утешение.
Когда в комнату просочился бледный рассвет, Муратали поднялся и увидел, что в доме ничего не тронуто. Все вещи оказались на месте, кровать дочери аккуратно застелена, словно Михри никуда не уходила. Выходит, зря он на нее сердился. Она все еще живет у Айкиз, а не в новом поселке. Она еще не оставила мысли вернуться к отцу.
Выйдя во двор, Муратали чуть не заплакал от жалости, увидев, каним стало родное его сердцу дерево. Его, наверно, еще весной побило морозом, а Муратали не заметил этого. У дерева хватило сил выпустить листья, расцвести в последний раз, но в июле оно зачахло, высохло. Как бы ни поливал его Муратали, как бы за ним ни ухаживал, оно уже было обречено. Но в последнее время старик мало ухаживал за своим деревом, бывая в Катартале лишь изредка.
Внизу, в колхозном саду, урюковые деревья выстояли, не потеряли ни одного листочка, завязали плоды. Их было много, они прикрывали друг друга от резкого ледяного ветра, делились друг с другом теплом, помогали друг другу. Мороз оказался бессилен против них, дружных и крепких, им не страшны были никакие напасти. А его дерево, одинокое и беззащитное, стоит с голыми ветвями, почернелое, словно обуглившееся, покрытое сухими, свернувшимися в трубочку листьями… Верно сказала Айкиз: дереву - и то трудно одному.
С тяжелым сердцем вышел Муратали на работу. А когда пришел к себе на участок, не сразу понял, что там происходит. Поняв же, не поверил глазам. Не снилось ли ему это.
В поле была не только его бригада, но и бригады Бекбуты и Керима. Муратали никогда не видел, чтобы на одном участке трудилось столько народа. Дехкане выпалывали сорняки, рыхлили землю, в междурядьях весело журчала вода. Вдали, ближе к каналу, усердствовали «универсалы», проводя культивацию. Тракторы мог прислать только Погодин, - значит, и он не остался безучастным к чужой беде. Вот они, настоящие его друзья, в трудную минуту, не раздумывая, поспешившие ему на помощь! Муратали был ошеломлен, даже не знал, за что ему приняться. Он сгреб в охапку вырванные из земли сорняки, отнес их к дороге. Вернувшись, хотел окучивать куст хлопчатника, но кетмень выскользнул из его рук. Старик разогнул спину, растерянно огляделся… Его уже заметили, дехкане смотрели на него с добрыми, чуть лукавыми улыбками. Неподалеку от Муратали прополку вела Айкиз, - она в это утро тоже взялась за кетмень, и Муратали, обходя освобожденные от сорной травы хлопковые кусты, направился к своей спасительнице. Он не сомневался: это она вывела народ в поле, ведь обещала же она ему что-нибудь «придумать». По щекам старика катились слезы. Он обнял Айкиз и не нашелся даже что сказать.
- О чем плачете, Муратали-амаки? - молвила Айкиз и сама вдруг почувствовала, как у нее защипало глаза. - Все хорошо, ведь все страшное позади.
- Спасибо тебе, дочка, - сказал Муратали. - До конца жизни я этого не забуду…
- За что спасибо? Это Керим, Бекбута. Я вчера сназала о вашей беде Алимджану, а он, оказывается, обо всем уже позаботился. Он еще вчера совещался с бригадирами, и Бекбута с Керимом обещали ему, управившись у себя, поработать и на вашем участке. Сами видите, Муратали- амаки, они выполнили свое обещание! Бекбута так и сказал Алимджану: снег, заваливший дом соседа, это снег и на моей крыше.
- Отцы ваши могли бы гордиться вами! - растроганно произнес Муратали. - Дай бог и тебе с Алимджаном детей, таких же разумных и добрых!
Айкиз слегка покраснела и, чтобы скрыть смущение, посоветовала:
- Вы бы пошли к своей дочери, Муратали- амаки. Вон она, видите? И Керим с ней. Не сердитесь на них. Они оба молоды, и мысли у них, как горячие иноходцы: скачут порой, не разбирая дороги!