— Я не прикасался к нему, — сказал молодой человек. — Сыщики, правда, несколько изменили положение тела, чтобы дать возможность врачу произвести осмотр.
Профессор был высоким костлявым человеком. На его лице застыло выражение смертельного ужаса.
— Похоже, что его задушили, — сказал Фейр. — Вы не обнаружили здесь шнурка или бечевки?
— Нет. Впрочем, сыщики высказали то же предположение. Они обыскали всю лабораторию, но ничего подобного не обнаружили.
Гонзалес опустился на колени. Его внимание привлекла обнаженная шея трупа. Ее пересекла синяя полоса, словно шея была перевязана лентой, глубоко врезавшейся в тело. При ближайшем рассмотрении оказалось, что полоска кожи на шее странным образом была окрашена в синий цвет.
Леон перевел взгляд на стоящий рядом стол.
— Что это? — спросил он, указывая на небольшую зеленую бутылку, рядом с которой стояла рюмка.
— Ликер, — ответил молодой человек. — Дядя обычно выпивал на сон грядущий рюмку ликера.
— Вы разрешите? — спросил Гонзалес.
Фейр утвердительно кивнул.
Леон взял рюмку, понюхал ее и внимательно оглядел на свет.
— В этой рюмке вчера не было ликера.
— Следовательно, профессор был убит прежде, чем успел выпить ликер на сон грядущий, — сказал мистер Фейр. — Мистер Мунсей, расскажите нам все, что вам известно о последнем периоде жизни вашего дяди.
Молодой человек с готовностью согласился и, когда все перешли в библиотеку, начал свое повествование.
— Как я уже говорил, в научных исследованиях дяди я принимал участие как ассистент. По утрам он работал в библиотеке, потом уходил в университет или занимался в своей лаборатории. После ужина он снова проводил эксперименты в лаборатории, а затем ложился спать.
— Обедал он дома? — спросил мистер Фейр.
— Как правило, да. Иногда лишь он обедал в клубе Королевского общества…
— Каковы были его взаимоотношения с сыном?
— Они уже давно были не в ладах. Стивен Тоблемон не только мой кузен, но и большой друг, и я сделал все, от меня зависящее, чтобы помирить их, но…
— Но?..
— Год назад дядя сообщил мне, что переписал завещание, сделав меня своим единственным наследником. Я был очень обеспокоен этим решением и тут же сообщил обо всем Стивену. Тот расхохотался и сказал, что если приходится выбирать между грязными деньгами и чистой душой мисс Фабер…
— Помолвка с мисс Фабер была главной причиной их ссор?
— К сожалению…
— Дальше.
— Я пытался воздействовать на профессора, но он был неумолим. Все же мне удалось убедить его снова вписать имя сына в завещание. Но прежде он хотел еще раз поговорить со Стивеном. Они встретились в лаборатории. Я не присутствовал при их беседе, но знаю, что закончилась она крупной ссорой…
— В лабораторию ведут две двери, — сказал Гонзалес. — Через какую из них Стивен прошел для встречи с отцом? Вы разрешите задать этот вопрос, мистер Фейр?
Начальник полиции утвердительно кивнул.
— Он прошел через боковую дверь, ведущую в сад.
— Через нее можно проникнуть в лабораторию в любое время?
— Нет. Ворота в сад вечером запираются.
— Вчера вечером они были заперты?
— Нет. Это обстоятельство сразу бросилось мне в глаза. Они не были заперты, а лишь прикрыты…
— Продолжайте, — сказал мистер Фейр.
— Профессор, видимо, тяжело переживал очередную ссору с сыном? Я употребил все свое красноречие, чтобы уговорить его послать Стивену телеграмму с предложением встретиться еще раз. Профессору было нелегко решиться на этот шаг, потому что в вопросах наследственности он был фанатичен и неумолим…
— Наследственности? — перебил его Манфред. — Вы имеете в виду наследственность мисс Фабер?
— Я, право, не знаю ничего определенного, — Мунсей пожал плечами, — но профессор от кого-то узнал, что ее отец умер в больнице для алкоголиков. По-моему, это сообщение было лишено оснований…
— И что произошло вчера вечером? — спросил мистер Фейр.
— Стивен пришел на встречу с отцом. Я, не желая мешать их беседе, ушел в свою комнату… Около половины двенадцатого я спустился вниз. Свет в лаборатории еще горел, и, решив, что их встреча продолжается, я снова поднялся к себе и лег спать… Утром, в восемь часов, меня разбудил дворецкий и сообщил, что профессор в свою комнату не возвращался. Я не усмотрел в этом ничего настораживающего, так как покойный дядя иногда засыпал в кресле, засидевшись допоздна в лаборатории… Когда же я вошел туда, то обнаружил…
— Боковая дверь была заперта? — спросил Гонзалес.
— Нет, только прикрыта.
— А ворота в сад?
— Тоже.
— Вы не слышали никакого шума?
— Нет.
В дверь постучали.
Когда Мунсей открыл ее, на пороге показался Стивен Тоблемон.
За ним следовали два сыщика. Тоблемон-младший был бледен. Он приветствовал кузена слабой улыбкой. Манфред обратил внимание на непомерно крупные резцы Стивена. Остальные зубы были нормальной величины. Оценив его мощные руки, Манфред задумчиво закусил губу…
— Вы получили печальное известие, мистер Тоблемон?
— Да, — ответил Стивен дрожащим голосом. — Могу я видеть своего отца?
— Сейчас, — отрывисто бросил мистер Фейр. — Но прежде вам придется ответить на несколько вопросов. Когда вы его видели в последний раз?
— Вчера вечером, — быстро ответил молодой человек. — Он вызвал меня телеграммой, и у нас был продолжительный разговор.
— Как долго он продолжался?
— Около двух часов.
— Беседа носила дружеский характер?
— В той степени, в какой отец был справедлив ко мне последнее время, — выразительно заметил Стивен. — Мы обсуждали одно обстоятельство…
— Речь шла о вашей помолвке с мисс Фабер?
— Да.
— Вы обсуждали и другие вопросы?
— Да.
— Какие?
— Отец сообщил, что намерен изменить завещание. — Он улыбнулся Мунсею. — Мой кузен сделал все возможное для защиты моих интересов. Я чрезвычайно признателен…
— Вы ушли из лаборатории через боковую дверь?
Стивен кивнул.
— И заперли ее за собой?
— Нет. Дверь запирал отец. Я слышал, когда выходил в сад, что он повернул ключ в замке.
— Можно ли открыть дверь снаружи?
— Нет… А почему вы задаете подобные вопросы? Мне сообщили, что отец умер…
— Его убили, — спокойно ответил мистер Фейр.
— Убили? — переспросил потрясенный Стивен. — Но… У отца ведь не было врагов.
— Это выяснит следствие, — сухо заметил начальник полиции. — Я вас далее не задерживаю, мистер Тоблемон.
Стивен медленно двинулся к двери лаборатории.
Через четверть часа он показался на пороге библиотеки. Лицо его было мертвенно бледным.
— Это ужасно! Бедный отец!
— Насколько мне известно, вы, мистер Тоблемон, изучали медицину… — сказал мистер Фейр. — Вы согласны со мной, что, по всем признакам, вашего отца удушили?
Стивен кивнул.
— Я не мог так же спокойно произвести осмотр тела, как сделал бы это в другом случае, но, по всей видимости…
Манфред и Гонзалес возвращались домой пешком. Некоторое время оба молчали, погруженные в поиски той единственной версии, которая становится истиной в зале судебного заседания.
— Ты обратил внимание на его резцы? — спросил Гонзалес.
— Да. Но еще я обратил внимание и на его горе.
Леон тихонько рассмеялся.
— Ты, должно быть, не читал чудесной работы Монтегацца «Физиология боли». Там говорится, что выражение боли ничем не отличается от выражения раскаянья.
— Если бы я не знал тебя так хорошо… — улыбаясь, произнес Манфред, — то…
— Что?
— Ничего. Ты ничего особенного не заметил в лаборатории?
— Химикаты, аппараты для получения жидкого воздуха, электрические приборы… Но когда я увидел термос, мне стало ясно…
Он вдруг остановился.
— Санта Миранда! — вскричал Леон. — Как я мог забыть об этом?