Но Кэйко рядом с ними он представить не мог.
…Прошло довольно много времени – осада была безуспешной. Тучи стрел, лавина камней, водопад кипящей смолы – все это не давало возможности не то чтобы овладеть крепостью, но даже приблизиться к ее стенам. Были продуманы различные варианты захвата, но ни один из них. не принес успеха.
Однажды Акира услышал, что в лагерь князя Аракавы явился один из самураев Нагасавы.
Сердце Акиры забилось, как птица в силках. Самурай господина Нагасавы! Предатель! Интересно, кто это? Пользуясь своим положением, он нашел повод повидать этого человека и изумился, признав в нем Кикути.
Кикути имел все тот же уверенный, спокойный, нагловатый вид. Он тоже узнал Акиру.
– Так ты жив? – произнес он без малейшего удивления, разглядывая доспехи молодого человека: панцирь с гербом в виде раскрытого веера с кистями, шлем с внутренней отделкой из золотистой кожи, наручи, раструбы которых были украшены красными драконами и желтыми цветами. – И, кажется, тебе не приходится жаловаться на судьбу!
Акира ничего не ответил. Вместо этого спросил:
– Что заставило тебя пойти на предательство? Предатели никому не нужны. Ведь главное в нашей жизни – это долг и честь!
Кикути усмехнулся:
– Да ну? Спроси-ка о чести и долге у тех, кто затеял эту войну, кто нами командует! Тебе не кажется, что им просто выгодно иметь армию ослепленных идеей безумцев, не боящихся смерти, бескорыстных, приученных, что бы ни случилось, идти до конца, думая прежде всего о чести и долге, о том, как это прекрасно – сражаться и умереть! Это им, тем, кто наверху, достаются замки и земли, оружие и женщины! А мы должны быть счастливы от возможности погибнуть с честью.
– Мало кто выдерживает испытание деньгами и властью, – тихо промолвил Акира. Потом так же негромко спросил: – Почему ты изменил своему господину?
Кикути презрительно скривил губы:
– Здесь мне кое-что обещали, а Нагасава не слишком охотно давал должности, считал, что служить ему – и без того большая честь! Взять хотя бы тебя: вон какие доспехи, командирский чин, небось и денег хватает, и, – Кикути подмигнул, – куча наложниц! Помнится, Нагасава не оказывал тебе подобных почестей!
– И все-таки, – задумчиво произнес Акира, – я уверен: крепость не взять.
– А я уверен в другом и даже знаю, как это сделать. Нужно выманить Нагасаву из замка…
– Это невозможно!
Кикути хитровато прищурился:
– Возможно. Нужно предложить ему принять бой на равнине. По законам чести, он не сможет отказаться. И это его погубит.
Акира сжал челюсти и молчал. Потом спросил о другом:
– Не знаешь, жива ли Отомо-сан?
Он с трудом подавил горестный вздох, когда Кикути ответил:
– Нет, она умерла, кажется, вскоре после твоего исчезновения.
– А госпожа Тиэко, жена господина Нагасавы?
– Она покончила с собой, и все прекрасно поняли почему! – Кикути осклабился. – Теперь там всем заправляет та, другая! Служанки пикнуть не смеют. Говорят, сам Нагасава перед нею робеет… Такая красавица, что просто солнце меркнет, вдобавок каждый день в новом наряде…
– А ребенок? – прошептал Акира.
– Растет мальчишка. Правда, я его не видел. Нагасава день и ночь стережет наследника! А ты-то как здесь оказался? – спросил он.
Но Акира не пожелал ни о чем рассказывать и удалился к себе. Он узнал все, что хотел, и нельзя сказать, что его порадовали такие вести.
Юноша ничуть не удивился, когда через несколько дней в лагерь прибыл посланник Нагасавы, известивший о том, что господин согласен принять бой на равнине. Акира не стал даже размышлять, правильно ли поступил Нагасава. Он знал: его бывший господин просто не мог ответить иначе.
В тот день небо сплошь затянули сине-черные грозовые тучи, так что утро больше походило на вечер. Дождя не было, но где-то в горах грохотал гром. Две армии выстроились друг против друга: согласно обычаю и дабы запугать противника, воины громко оглашали свои имена, превозносили деяния предков и разъясняли врагу справедливость своих действий. Потом вперед вышли лучники – зажужжали стрелы. Самые смелые самураи выступали далеко вперед, и многие из них, выпустив стрелу, тут же падали, сраженные не менее метким выстрелом противника. А потом начался бой на мечах.
Все шло по правилам, и Акира почти уверовал в благородство князя Аракавы. Возможно, это и в самом деле был честный поединок – поединок двух армий, и он закончился бы так, как только и мог закончиться, – поражением одной из сторон, которая согласно древним законам должна была сдаться и уступить. Возможно, так и случилось бы, не вмешайся случай, а вернее, природные силы. Никто не ждал ничего дурного, но в самый разгар сражения тучи внезапно прорезала похожая на огромного змея молния, опалила их кроваво-красным светом, на миг разорвав черную завесу, а следом раздался такой удар, будто кто-то начал дробить скалы гигантским молотом. Лошади испуганно заржали, и даже кое-кто из воинов впал в замешательство и тревогу. Едва люди и животные успели прийти в себя, как по небу скользнула вторая молния – она ударила в возвышавшуюся над округой главную башню замка Нагасавы, и та вспыхнула словно факел. Золотисто-алый огонь взвился над замком, посыпались белые искры, и через некоторое время все потонуло в криках ужаса, бешеном треске дерева и реве пламени, разом охватившего крышу и стены. В рядах войска Нагасавы началось смятение, многие самураи повернулись к замку, забыв о противнике, некоторые побежали к крепости.
Кандзаки-сан сориентировался мгновенно – он подал своим воинам знак к атаке, и те ринулись к стенам.
Пожар распространялся с чудовищной силой, его не успевали тушить; вдобавок поднялся сильный ветер – пламя перекидывалось на другие постройки. Люди не знали, что делать, они оказались в ловушке: снаружи – враг, внутри – стихия. Когда сражение с противником перешло на территорию замка, многие воины в клубах дыма не различали своих и чужих.
Акира тоже не понимал, кто несется ему навстречу, и, если человек обнажал меч, вступал с ним в бой, если нет, то давал пробежать мимо.
Он свернул в какой-то проход и остолбенел: это был тот самый, заброшенный когда-то, таинственный уголок, где он впервые увидел Кэйко. Молодой человек с трудом узнал это место: пруд вычищен, дорожки – тоже, никаких зарослей, лишь причудливо раскиданные мшистые камни. Акиру охватило необъяснимое волнение, его сердце замерло. Он знал, он безумно верил в то, что она сейчас появится, и смог сделать вдох, только заслышав шаги. (Позднее она призналась ему, что бежала к пруду, к воде, с другой стороны, по неприметной тропинке от флигеля, куда еще не дошел огонь.)
Быстрый испуганный взгляд, внезапное озарение, толчок в сердце – ее чары подействовали мгновенно. Оба знали, что медлить нельзя – все решали секунды, яркие, как те искры, что летели от горящих строений, острые, как мечи, что мелькали то тут, то там в руках людей, пытавшихся спасти то, что спасти невозможно.
Акира ответил на ее завораживающий взгляд – и в его глазах был вызов, который она не могла не принять.
Внезапно молодому человеку почудилось, что ее лицо просветлело, что его озарил странный огонь, хотя, возможно, это были отблески близкого пламени. И она не назвала его «мой господин», она сказала иначе:
– Акира! Спаси нас, Акира, выведи отсюда, ты же знаешь, как это сделать!
Ее движения были стремительны – одну руку она протянула ему, другой прижимала к себе притихшего, напуганного ребенка.
Кэйко! Растрепавшиеся волосы, темные с янтарными искорками глаза, выражение которых менялось так же быстро, как цвет моря в ненастье, яркое кимоно с узорами, напоминающими загадочные письмена.