И второй, и третий раз, и еще гудит паровоз, состав с грохотом и шатаясь пролетает полустанки, черные клубы дыма кубарем скатываются по крышам теплушки. Проиграв положенные им десять тысяч рублей, Костя хочет встать.
- Играй, играй! — угрожающе рычит рыжий.
- Давай! — вспыхивает Костя. Проигрывает сразу тысячу, ругается про себя: «Ах я, сволочь!»
- Вот так я люблю! — улыбается рыжий, вытаскивает из кармана пачку сигареток: — На, покури!
- Кто сейчас у вас начальник дивизии? — вдруг спрашивает Костя отвернувшись.
- Мы сами себе дивизия! — высокомерно отвечает рыжий. — Мы военная школа имени его высокопревосходительства генерал-лейтенанта барона Врангеля в Симферополе. Нас сейчас только придали к 4-й пехотной дивизии на это дело.
- Ну, сдавай, что ли! Дай карточку, — перебивает Костя и не видит, как по-новому - настороженно - рассматривает рыжий. Рассматривает, сдает карты и бурчит:
- Нас придали, Алекееевское училище придали. Да все равно, что это за дивизия? Со всеми в три эшелона вместились.
Вновь - под уклон - татакают колеса, трещит, шатается теплушка. Топчутся, бьют копытами кони. Тревожный гудок паровоза хлещет тьму. И Костя и рыжий, а за ними и проснувшийся молодой бросаются к двери.
В глубокой долине, внизу, развертывается стремительный сверкающий поток городских огней. Ближе, под мерцающими фонарями станции, прямо на эшелон строго целится красный глаз семафора.
За железнодорожным полотном начинается окраина города, смутно чернеют дома, редкие огни горят желто и тускло.
Из других теплушек высовываются беспокойные люди.
Вагоны накатываются и гремят буферами и сцеплениями. Пронзительно шипит паровоз, яростно скрежещут тормозные колодки.
Состав останавливается около самого семафора.
- Подождите, я узнаю там, — говорит рыжий, толкая молодого под бок.
Костя замечает этот жест и подмигивание. Сердце его екает: шпик?
Рыжий спрыгивает и бежит вперед вдоль состава.
- Оправиться, что ли? — притворно зевая, говорит Костя и соскакивает на мягкий песок, отходит через канаву в темноту, морщась от боли в ногах. Молодой идет следом.
Красновато-алые вспышки топки паровоза озаряют закапанные мазутом шпалы, ребрастые рельсы, могучие скаты колес.
Доносится глухое ворчание города. И вдруг справа, из плотной солоноватой сырости, летят бурные звуки оркестра.
«В крепости!» думает Костя, замирая и вслушиваясь.
Тар-рам-та-та, тарам-тар-ра-рам!.. — вопят трубы оркестра «встречу». И гулкие барабаны и трескучие звонкие тарелки утверждают:
Да-да-да-да-да!.. А-аах! Да-да!
«Что это такое? Что за части?» Закусив губу, Костя напряженно слушает.
Тар-рам-та-та!.. — всплескивает другой оркестр подальше. Трубы его звенят чище и певучей, и уже не гукает барабан, и еле слышен рассыпающийся звон тарелок.
Внезапно смолкает оркестр.
Тар-там-та-там! — подхватывает в отдаленье еще оркестр, и опять не слышно барабана, и звуки труб прозрачные, чистые и легкие.
«Ну, да! — решает Костя: — Здесь и пехота с барабанами в оркестре и конница - у той барабанов нет. Тут и 1-я кубанская дивизия и 4-я сводная! Значит - парад. А за мной уже слежка. Я почти арестован. Кто же предупредит наших?..»
В памяти ослепительно ярко: там, за городом - море, пролив меж Азовским и Черным морями. Лодка высадила Костю около Восточного маяка, это километрах в двадцати левее города, у песчаной косы Чушки; там пролив шириною всего в пять километров. Но туда не доберешься!.. Прифронтовая полоса!.. Другая коса - Тузла - заканчивается против Керченской крепости, недалеко. Но тут ширина до восьми километров...
Костя вздрагивает, представив крепкий, скалистый мыс крепости.
- Ну пойдем, — торопит молодой.
- Сейчас!
Тар-рам-там-там!.. — дружно поют трубы казачьего оркестра.
Костя смотрит на городские огни, жестокие переливные огни.
«Сбежать сейчас! Но куда? Как перебраться?.. В порту в рыбацких поселках - посты. Туда и носу не сунешь, не то что лодку достать... Парад, вино, перед посадкой... Но я же не знаю численности десанта. И когда он будет?..»
Вдоль состава ходят, переговариваясь, люди. Костя видит, как в освещенных окнах классного вагона командования мелькает рыжая морда ординарца.
«Шпик! Так я и знал», — вздрагивает Костя. Пригибается и видит: из тамбура один за другим соскакивают офицеры, бегут к теплушке.
«За мной?» - вспыхивает мысль. Молодой, перешагнув канаву, поджидает Костю. Костя со всех ног бросается назад, вдоль полотна. В ушах свистит от быстрого бега. Забыты мозоли, ломота в ногах. Сухие, жаркие глаза его всматриваются в темноту. И тут, на бегу, ярко встают в памяти слова военкома Дегтева: «Нам всем, как один, стоять». И сердце Кости трепещет: «И я один, как все. И вся наша страна так стоит. Надо пробиться! И все тут».