Н и н а. Но как я узнаю?
Т у р б и н. Я вернусь. (Уходит.)
Н и н а (сбросила пальто, мечется по комнате). Этого еще не хватало!
Входит Л а в р о в а. На ней потертая меховая шубка.
Л а в р о в а. Здравствуйте, Ниночка.
Нина кивнула.
Не встретила тебя. Извини. Так уж получилось. Куда это Кирилл Степанович побежал? Не остановился даже. Обычно всегда шутит. А тут — кивнул только… А как меня слушали! Я им спела почти весь свой репертуар. Ехали сюда на санях. По краю озера. Луна полная. Так красиво. (Вдруг горько заплакала. Опустилась на стул.)
Н и н а. Перестаньте… Перестаньте!
Л а в р о в а (вытирает глаза). Не сердись, пожалуйста. Со мной бывает… без всякого повода… Однажды на концерте конферансье объявил: «Вера Лаврова. «Песня Земфиры». И вдруг мне показалось: голос пропал. Заплакала. Выпустили братьев Левченко — чечетка. Пришла в себя. И во втором отделении спела. Дважды вызывали на «бис». (После паузы.) Хотя повод есть. Я потеряла хлебную карточку. (Не подымая головы.) Хлебную карточку потеряла, слышишь?
Н и н а. Слышу.
Л а в р о в а. Сегодня тринадцатое?
Н и н а. Да.
Л а в р о в а. Значит, до конца месяца восемнадцать дней. По четыреста граммов. Сколько это будет? Я всегда была слаба в арифметике.
Нина молчит.
Восемнадцать дней по четыреста граммов.
Нина молчит.
Вероятно, четыре буханки. (Сжала голову руками.) Горе какое!
Н и н а. Вы называете это горем?!
Л а в р о в а. Конечно. Что может быть хуже…
Нина, не выдержав, достает из кармана два листка, бросает ей. Один листок падает Лавровой на колени. Второй — на пол.
(Берет листок. Читает. Улыбается сквозь слезы.) Какая же я глупая! Такое письмо дороже всех хлебов. «Прошли маршем по Красной площади». Ну поголодаю две недели. В конце концов, даже полезно избавиться от лишнего веса. (Читает.) «Москву ни за что не отдадим». Я уже похудела. Недавно слышу: «Девушка, не вы ли уронили перчатку?» И старик обращался ко мне: «Барышня»… Он привез меня на санях. Ехали по краю озера…
Н и н а. Вы уже говорили об этом.
Л а в р о в а. Нет-нет, ты послушай! Я представила себе озеро летом. А в ушах звучит мелодия. Лебединое озеро! Да-да, это лебединое озеро. Петр Ильич был впечатлительным ребенком. А детские впечатления остаются в памяти на всю жизнь. Возможно, он видел это озеро. (После паузы.) Не сердись, Ниночка. В тягость тебе не буду. А это что за письмо? (Наклоняется за вторым листком.)
Н и н а (быстро подняла листок). Мне.
Л а в р о в а. От кого?
Н и н а. От тетки. Из Самарканда.
Л а в р о в а. Что она пишет?
Н и н а. Все хорошо.
Л а в р о в а. Тепло там?
Н и н а. Да.
Л а в р о в а. И дыни… Сушеные… Прелесть!.. Однажды была там на гастролях… В тот год я себе новое концертное платье сшила. Потом много лет пела в нем. Распускала по фигуре… Оставила у соседки. Думала, скоро вернемся в Киев. Все так думали… Я хоть шубку захватила, другие вообще приехали без зимнего. Единственный раз в жизни оказалась благоразумной.
Вбегает Л е с я. Она закутана так, что видны только нос и глаза. С трудом поднимает озябшие руки, обнимает Нину.
Л е с я (хрипло). Привет, старшая! Бегу, волнуюсь. Вдруг не застану! Вдруг уже уехала! Ты с Аленкой?
Н и н а. Я же написала: еду одна.
Л е с я. А вдруг передумала? Как поживает моя племянничка?
Н и н а. Хорошо.
Л е с я. Соскучилась по ней — кошмар! (Лавровой.) Здравствуйте, Вера Львовна.
Л а в р о в а. Здравствуй, Лесенька. (Уходит в свою комнату.)
Л е с я (прижалась к печке, блаженно). Все косточки промерзли. Раздень меня. Руки не могу согнуть.
Нина снимает с Леси ватную телогрейку, мужскую куртку и две кофты.
Напялила все, что было дома. Все равно от ветра нет спасения.
Н и н а. Где ты была?
Л е с я. На работе.
Н и н а. На какой работе?
Л е с я (снова прижалась к печке). На платформах. От завода до станции. Потом до железнодорожного узла. И обратно.
Н и н а. На платформах?.. Тебя что, с завода уволили?
Л е с я. Нет.
Н и н а. Разве у тебя была плохая работа?
Л е с я. Куда лучше! Сидишь у теплой батареи и проверяешь втулки. Проходной калибр идет, непроходной не идет — годная. Проходной не идет — брак. Не работа — удовольствие.