М а ш а. Даже два. Но прежде сними куртку, умойся. (Берет у него куртку.)
Р ы б а к о в выходит.
(Встряхивает куртку.) Промокла насквозь… (В испуге.) Слава… Слава!
Входит Р ы б а к о в.
Он стрелял в тебя?!
Р ы б а к о в. Такие без боя не сдаются.
М а ш а. Боже мой, боже мой… Из солдат никто не пострадал?
Р ы б а к о в. Нет. Ночь темная. Он стрелял наугад.
М а ш а. А вы?
Р ы б а к о в. Не стреляли.
М а ш а. Почему?
Р ы б а к о в. Приказ: взять живым…
М а ш а. Как же?
Р ы б а к о в. Подползли.
М а ш а (прикоснулась к вороту). А это?
Р ы б а к о в. Его последний выстрел. Пойду, Машук, умоюсь. Даже во рту пересохло, так захотелось твоего киселя. Да… Шел обратно — свернул к берегу. И не зря. Луна пришла на помощь. Выглянула из-за туч. Возьми в кармане… Изумительная раковина. Такой в твоей коллекции еще нет.
Маша вынула из кармана раковину.
Как ты ее назовешь?
М а ш а. Счастливая.
Гаснет прожектор. Снова избушка.
Г о р е л о в. Маша, я спрашиваю: где ты сейчас?
М а ш а. Здесь. С тобой.
Г о р е л о в. О чем я говорил только что?
М а ш а. О чем ты говорил?
Г о р е л о в. Я сказал: все, что было тогда в горах, — счастье. Все, что было потом, после твоего отъезда, — дурной сон. Я ведь не ошибся: ты обрадовалась моему приезду?
М а ш а. Очень.
Г о р е л о в. Если бы ты знала, каких усилий стоило мне попасть в эту киногруппу. Я научился подводным съемкам, хотя никогда не любил плавать под водой. А потом… Пока уговорил командира отряда забросить меня на этот остров… И все для того, чтобы… (Очень волнуясь.) Машенька… Полетим?
Маша молчит.
Это неожиданно, да?
М а ш а. С первой минуты, когда я увидела тебя, я ждала — ты предложишь мне улететь. Но до последней минуты не знала, что тебе ответить.
Г о р е л о в. Полетим?
М а ш а. Нет.
Г о р е л о в. Почему? Разве это не твои слова: «Такое находит, с ума можно сойти»?
М а ш а. Тогда мне действительно так казалось.
Г о р е л о в. Что же изменилось? Прекратились землетрясения?
М а ш а. Нет.
Г о р е л о в. Цунами?
М а ш а. Нет.
Г о р е л о в. О проклятых туманах не спрашиваю — очевидец. Теперь реально представляю, что творится на этом островке зимой.
М а ш а. И все же я не улечу отсюда.
Г о р е л о в. Сомневаешься во мне? Я не должен был уезжать в Антарктику, несмотря на твое разрешение?
М а ш а. Очевидно…
Г о р е л о в. Поверь, Маша, я получил такой урок…
М а ш а. Верю, Гриша… Но дело не только в этом.
Г о р е л о в. В чем же дело? Слава?.. Я летел сюда и думал: может, произошло чудо. И он рядом с тобой стал другим. Нет! Я убедился: Славка остался Славкой.
М а ш а. Да. Остался Славкой…
Г о р е л о в. Так разве можно жить с человеком только из чувства благодарности? За то, что он протянул тебе руку в тяжелую минуту?
М а ш а. Нет.
Г о р е л о в. Остается одно — жалость. Ты жалеешь Славу?
М а ш а. Нет.
Г о р е л о в. Что же, Маша?!
М а ш а. Сейчас, когда стоит мне сказать «поедем» и я больше никогда не увижу Славу… Только сейчас я поняла, как он мне дорог.
Г о р е л о в. Может, скажешь: я полюбила его?!
М а ш а. Да.
Г о р е л о в. За что?!
М а ш а (улыбнулась). За раковины…
Г о р е л о в. Ты способна шутить?!
М а ш а. Слава приносит мне… У меня сейчас целая коллекция. У каждой — свое имя. В память о событии, которое произошло в тот день… (Задумчиво, как бы про себя.) А может, за то, что почти каждую ночь он тихо встает с постели… В бурю… В мороз… В метель… А я лежу в тепле и мне даже страшно подумать о том, что делается на вершинах сопок, по которым проходит пограничная тропа. Возвращается он смертельно уставший. Иногда совсем окоченевший… (После паузы.) Или за то, что он научил меня любить этот клочок земли… Нашей земли… (После паузы.) Рядом с ним я чувствую себя сильной-сильной…
Пауза.
Г о р е л о в. Тишина… Такая вдруг тишина — в ушах звенит.
М а ш а. А я слышу… Слава идет!.. Прости меня, Гриша. За то, что я не могу отправиться с тобой. За письмо мое прости. И прошу — никогда не говори Славе об этом письме. Он о нем не знает.
Появляется Р ы б а к о в. Вошел в избушку.