Турбобиль подъехал к трехэтажному зданию обсерватории с колоннами, как в старинных помещичьих усадьбах на полотнах художников, и с чудесным парком, очень понравившимся Вилене.
Ученые и Видена не пошли по парадной лестнице, а сразу спустились вниз, войдя через боковой вход в «лабораторию тишины». Она была отгорожена звуконепроницаемыми перегородками от всего мира. Чувствительные приборы могли улавливать здесь звуки, недоступные им снаружи.
Профессор Шилов за напускной торжественностью скрывал волнение, чего-то стыдился, бросал ревнивые взгляды на Вилену с Арсением. Держа свою седую голову даже выше обычного, он подошел к шкафу, смотревшему на него глазами-циферблатами, как звездный житель из рассказов Кости, осторожно поместил внутрь катушку. Пригласил всех сесть.
Вилена опустилась на удобный диван, но, по привычке пианистки, не коснулась его спинки. Поэтому она выглядела настороженной, что совсем не вязалось с ее полузакрытыми глазами.
Она ждала музыки, хотя Шилов предупредил ее, что звуков в обычном понимании не будет.
– То, что вы услышите здесь, – сказал он ей негромко, – все-таки всего лишь условный прием изучения радиосигналов, замедленных до звуковых частот.
И тем не менее, когда шкаф зазвучал, для Вилены «лаборатория тишины» наполнилась именно звуками! Она не могла их иначе воспринимать.
Ей представилось, что звучит орган. Только звуки, в противовес обычным, как бы собирались отовсюду и обрывались в источнике звучания. Вилена не могла избавиться от ощущения потусторонности того, что слышит. Она покосилась на Арсения. Тот слышал эти звуки не в первый раз, но сидел, как и она, напряженно, не касаясь мягкой спинки, чуть наклонив массивную голову и уставившись взглядом в звуконепроницаемую панель бетонной стены.
Вилена зажмурилась, слушая одновременно и звуки и незвуки. Она чувствовала чье-то настроение, угадывала непонятную печаль, старалась проникнуть в причудливую вязь чуждой гармонии.