Это был маленький, поразительно черный человек с синими после бритья щеками и тонкими подбритыми усиками.
Вместе с Ланским они внимательно прослушали запись, посмотрели ее на осциллограмме, наблюдая, как световой зайчик выписывал загадочные ломаные кривые. Потом снова слушали, качали головами и опять переходили на осциллограф.
– Сомневаюсь, – резюмировал первое впечатление Каспарян.
– Почему? – спросил Арсений.
– Почему, почему! – сверкнул Каспарян жгучими глазами. – Да потому, что не оказалось здесь ничего, что ждали в инопланетных сигналах: ни простого ряда чисел, ни теоремы Пифагора.
– Не считают нас за дураков, – усмехнулся Арсений.
Каспарян пронизывающе уставился на него из-под сросшихся бровей:
– Недурной вывод. А еще?
– Рассчитывали, что сигнал примут только на приемных устройствах, вынесенных в космос.
Каспарян наклонил набок черную лохматую голову:
– Избирательный адрес? Так, скажешь?
Арсений кивнул.
– Это уже в некоторой степени определяет подход к расшифровке.
– Удастся? – спросил Арсений.
Ответил Ланской:
– В принципе здесь ничего невозможного нет. Познакомьтесь поближе с Генрихом. Это – сомнение во всем… и цифры.
Каспарян, неторопливо идя впереди, повел Арсения к себе в маленькую комнатку:
– Я знаю пятьдесят восемь земных языков. Даже с нашей точки зрения передача информации с помощью интонаций не нова. Есть языки, где понижение и повышение голоса имеет смысловое значение.
Арсений указал на принесенную запись:
– Целая симфония.
– Согласен. Лингвистическая симфония. Тем ценнее. Но и тем сомнительнее.
– Услышал в первый раз – испугался, – признался Арсений. – Не понять. Волнует, жжет внутри, а что – неизвестно.
– Это уже немало. Слушан, Арсен. Прости, в деловых разговорах предпочитаю простоту. Современная кибернетическая машина – десятки миллионов попыток в секунду. – И он, склонясь над столом, стал сыпать цифрами. Потом поднял лохматую голову с горящими глазами и возвестил: