— Это-то я знаю. А на чем остановились, что для воспроизведения выбрали?
Кузнецов замялся. Академик перевел взгляд с него на Арсения Ратова. Тот был сосредоточен и молчал. Тогда он взглянул на Костю, у которого по-озорному блестели глаза.
— Да вот, Званцев настоял, — словно оправдываясь, сказал Анатолий Кузнецов.
— На чем он настоял? — нахмурился академик.
— Ничего особенного, — вступил Костя. — Мне снова лететь к звездам, а Землю я уж очень крепко люблю.
— И что же? Отказаться решили?
— Ну что вы, Владимир Лаврентьевич? Просто хочу и там и тут быть.
— За двумя зайцами, — вставил Арсений Ратов.
— За двумя гнаться хочет? А сколько поймает?
— Да уж не меньше трех, — улыбнулся Костя.
— Дело в том, — решил внести ясность Толя Кузнецов, — что Званцев наш мечтает вырастить из живой ткани своего двойника. И оставить его жить на Земле вместо себя.
— Я ухаживать буду, а он женится! — вставил Костя.
Академик расхохотался:
— Так вот какие три зайца! Ну и молодцы же вы! Чувства юмора не теряете. Поди, подсчитали уже и объем «машинного мозга», который в состоянии записать все особенности столь ценного организма нашего Званцева.
— Подсчитали, — заверил Ратов.
— Каков же этот объем? Выкладывайте.
— Пустяковый. Немного больше земного шара. Думал, что Солнечную систему полупроводниками забить понадобится.
— Вывод хорош. Но не мрачен ли он для наших целей?
— Нисколько. Одно дело воссоздать человека во всей его сложности, другое — лишь один из его органов, — заверил Кузнецов. — Для воспроизведения выбранного органа Кости Званцева достаточно всех подключенных сейчас в Институте жизни «мыслящих машин», о которых вы сами же договаривались, Владимир Лаврентьевич.
— Ну да, конечно, конечно. Всю столицу без электронных мозгов оставляем. И ради чего?
— По кирпичикам меня будут воспроизводить на первых порах, — смешливо блестя глазами, сказал Костя.
Академику показали маленький кусочек кожи с характерными завитками.
— Так, — заявил академик, внимательно рассмотрев «образец» и пряча очки в карман. — Отпечаток пальца?
— Моего, — не без гордости заявил Костя. — Теперь воспроизведем и сам палец. Жаль, отдельно от руки.
— Палец?
— Да. Указательный.
— Почему указательный?
— А он у меня со старым шрамом. Мальчишкой еще перочинным ножом часть ногтя с мясом отхватил. Вот если он будет точно скопирован, то быть на Земле моему двойнику.
— Ну что ж, но невесту ему подыскивать не советую, пока земной шар полупроводниками не заполним. А вот лучше скажите, сколько машин надобно подключить для запоминания и управления радиоглазами в основном опыте?
— Подсчитано, Владимир Лаврентьевич. Хватит, — сказал Арсений.
— Чего хватит?
— Объединенного мира.
Академик покачал головой.
Вокруг постамента с питательной средой, где должна была вырасти живая ткань, словно толпой сгрудились радиоизлучатели. Их продолговатые окна чем-то напоминали щелевидные глаза эмов.
Глава вторая. ЭФФЕКТ ПРИСУТСТВИЯ
Девушка пришла на свидание в назначенное место чуть раньше, чем было условлено. Она непривычно волновалась — может быть, сознавала, что некрасива и ростом выше молодого человека, которого ждала.
Упругими шагами нетерпеливо ходила она около выхода из метро. Поток пешеходов, занимая всю ширину улицы Буревестника, поднимался в гору. Так называли теперь, спустя столетия, великого писателя прошлого. В свое время этот писатель взял себе имя Горький, подчеркнув, что в его произведениях раскрывается горькая правда о жизни народа.
Прохожие искоса взглядывали на высокую девушку с огненными волосами. Звездолетчица, а перед тем знаменитая спортсменка, которую еще помнили старики как кумира своей юности, она так и осталась юной.
Ева посмотрела на часы, потом вдоль улицы с огромными домами. «Пересечение плоскостей… Шпили, как оси… Развернутые страницы исполинских книг с поблескивающим в лучах вечернего солнца стеклянным шрифтом…» Когда-то поэт угадал архитектуру будущего, которая теперь стала уходящим стилем. Не строят больше таких огромных зданий, как вот это, поглотившее своим основанием не один квартал старой Москвы.
В родной ее Варшаве всегда заботились о сохранении и восстановлении старинных стилей. В одном квартале из таких, рожденных вновь древних домов, узеньких, прижавшихся друг к другу, но четырехэтажных, живет ее младшая сестра, одинокая старушка, плачущая при мысли, что Ева снова улетит на Гею, и теперь уже навсегда…