— Не смеши, — она хватает меня за руку, пытаясь притянуть к себе. И хоть и неохотно, но я позволяю ей.
Она немного колеблется, прежде чем провести тряпкой по моей руке. Ткань шершавая на ощупь, хотя ее прикосновение, что неудивительно, нежное.
— Я далеко не хрупкий, — говорю в ответ на каждое ее нежное прикосновение.
— Я знаю, — тихо произносит она. — Между хрупкостью и мягкостью есть большая разница.
Эти слова совсем не похожи на сотни предыдущих. Они обдуманны, проницательны, как и она сама.
— Значит, ты думаешь, что я мягкий?
Она вопросительно наклоняет голову:
— Разве ты не хочешь, чтобы о тебе заботились? — она лишает меня дара речи.
И только когда она выпускает из рук грязную ткань, я прочищаю горло, наконец нарушая тишину. Смотрю, как она опускается обратно на матрас, зарываясь в одеяла.
И только тогда я устремляюсь к двери, засовывая кинжалы за пояс штанов.
Я слышу беспокойство в ее голосе.
— Куда ты идешь?
Дверь распахивается.
— Найти их.
Глава шестая
Адина
Я просыпаюсь от сладкого аромата булочек так же, как и делаю каждое утро с тех пор, как Мак отправился искать людей, загнавших меня в его объятия. Хоть я и не знаю, что стало результатом его действий, но начинаю думать, что, возможно, мне это и не нужно.
События той ночи и выражение лица Мака, когда он отправился на поиски мерзкой компании, все еще преследуют меня. Их слова, грохот шагов за моей спиной… Я надеюсь, что больше никогда больше не испытаю подобного страха.
Мои глаза медленно открываются, и я чувствую, как он ставит тарелку мне на живот. На ней лежат пропитанные медом булочки, поблескивающие в тусклом свете. Сажусь, c улыбкой потягиваюсь и широко зеваю.
— Завтрак в постель третий день подряд? Я совсем избаловалась.
— Да, очень, — как обычно сухо отвечает он. — Новый день — новое требование.
Я киваю в сторону булочки, лежащей на столе.
— По крайней мере, это требование выгодно нам обоим.
— Ну, в плане финансов это точно невыгодно, — ворчит он. — Ты начинаешь дорого мне обходиться.
Я выбираюсь из кокона одеял и с тихим стоном поднимаюсь на ноги. Свисающий c плеча синий свитер окутывает меня теплом и, что еще важнее, его запахом. Он пахнет чем-то похожим, на огонь, — не дымом, а чем-то смелым и непоколебимым. Воплощением оружия — стойкого и смертоносного.
Два дня назад он швырнул этот свитер мне в лицу, сравнив стук моих зубов с непрерывным набатом стали — или чем-то столь же драматичным.
Тем не менее, я прячу подбородок в потрепанном воротнике и нахожу в этом умиротворение. Или, быть может, меня успокаивает нечто более символичное. Возможно, даже он.
Странно, если учесть, что он, вероятно, не самый мягкий человек, с кем мне когда-либо доводилось сталкиваться. Но последние несколько дней рядом c ним мне было особенно спокойно.
Я говорю, а он слушает. Каким-то образом ему удается сдерживать мою тревогу за Пэй.
При этом я никогда не могу быть полностью уверена в том, что он слушает. Распространенное заблуждение обо мне заключается в том, что мне всегда легко говорить. Однако, на самом деле, все зависит от слушателя. И пускай я не всегда могу быть уверена, что Мак действительно это делает, мне все равно невероятно легко высказывать ему свои мысли.
— Над чем ты работаешь? — я выглядываю из-за его плеча и рассматриваю разбросанные по столу куски металла.
Он одаривает меня одним из тех взглядов, что сопровождают каждую его невыразительную эмоцию.
— Здесь нет ничего, что касалось бы того, над чем должна работать ты.
— Да ладно тебе! — я откусываю еще кусочек булочки и обхожу его. — Твоя форма скоро будет готова, — он уже раскрывает рот, отчего шрам на его губах растягивается, как я поспешно добавляю:
— Она будет готова к нашему визиту в замок.
Он проводит рукой по волосам, пропуская сквозь пальцы серебряную прядь, чем снова напоминает мне об Пэй.
— То есть, она будет готова через три дня, верно?
— Да-да, — заверяю я с энтузиазмом. — Ты совершенно в меня не веришь, Мак.
— Что справедливо, — замечает он. — Мне следует напомнить о слезах, пролитых прошлым вечером из-за пуговиц?
— Пуговицы — проклятие всей моей жизни, — просто отвечаю я. — Это единственное объяснение.
— Ну, конечно, — его сарказм едва ли меня задевает, и я киваю в сторону того, над чем он работает. Он вздыхает и неохотно отвечает:
— Я тестирую несколько моделей ножей. Вот этот, — поднимает тонкое лезвие со стола, — раскрывается на два ножа.