Наши взгляды встречаются на несколько долгих секунд, прежде чем я наконец решаюсь задать вопрос:
— Почему ты так меня называешь? — заметив его приподнятую бровь, я быстро уточняю:
— Сладкая.
— Я думал, это очевидно, — он пожимает плечами, словно это не имеет значения. — Ты — то, что ты ешь.
Я лишаюсь дара речи, и он пользуется этой возможностью, чтобы продолжить. Но только после того, как приближается на несколько дюймов, наполняя меня теплом от простого прикосновения его тела. Когда его рука медленно тянется к моему лицу, мне кажется, я перестаю дышать.
Вижу, как его кадык поднимается, в тот момент, когда он убирает пряди волос с моих глаз, щекоча кожу кончиками пальцев. Его дыхание развевает мои волосы, пробуждая бабочек в животе, и мои ладони становятся влажными. Пальцы скользят по щеке, и я оказываюсь слишком заворожена, чтобы задаться вопросом, оставил ли он следы золы на мне. И когда он говорит, уверена, что он обращается прямо к моей душе.
— Ты — сладость, которую я никогда раньше не пробовал, — еще одно прикосновение его пальцев, — и сомневаюсь, что желал чего-то больше.
Черт возьми.
Не люблю ругаться, но эта ситуация, кажется, оправдывает меня. Мне хочется закричать, нырнуть под его руку и бежать до самой Скорчи. Но я словно приросла к месту, охваченная взаимными чувствами, о которых и не мечтала.
И это пугает меня.
Я никогда никому не принадлежала. И понятия не имею, каково это.
Я так боюсь сделать что-то неправильно, что подумываю вообще не начинать. Его чувства ко мне сводились к мечтам и бредовым размышлениям. Мы были фантазией, которую я создала в своей голове, неделями гадая, станет ли она когда-нибудь реальностью. И теперь, когда это произошло…
— Чума, эта челка! — я отстраняюсь от его соблазнительного прикосновения, нервно смеясь. — Они постоянно лезут в глаза и сводят меня с ума!
Он моргает, пытаясь понять причину моего внезапного эмоционального всплеска. Обмахивая разгоряченное лицо рукой, я продолжаю говорить.
— Обычно Пэй подрезает мне челку, поэтому она такая кривая. Ну, она считает, что это из-за того, что я дергаюсь во время стрижки, но я с этим не согласна. А последнее время она так занята, что теперь моя челка настолько длинная, что постоянно лезет мне в глаза…
— Я подрежу ее.
Его слова заставляют меня на несколько секунд замолчать.
— Ты… Ты правда сделаешь это?
Он самым милым образом фыркает.
— Я тренировался прыгать ради тебя. Это пустяки.
Прежде чем я успеваю ответить, он встает и начинает копаться в ближайшем шкафу. Через мгновение он возвращается ко мне с пыльными ножницами в руках. Опустившись на матрас рядом со мной, он подносит лезвия к моему лицу.
Я откидываюсь назад, нервно смеясь.
— Ладно, эм, ты когда-нибудь делал это раньше?
— Стриг ли я волосы? Нет, — говорит он ровным голосом. — Но я много чего резал в своей в жизни.
— Прекрасно, — я начинаю ерзать, когда ножницы приближаются к моему лицу.
— Если ты будешь продолжать в том же духе, я ткну их тебя в глаз, — ужас, отразившийся на моем лице, должно быть, заставляет его добавить:
— Не нарочно.
— Хорошо, хорошо, — я глубоко вздыхаю. — Я спокойна и совсем не боюсь.
— Достаточно убедительно, — говорит он весело.
Первый срез заставляет меня прикусить язык. На третий я уже хихикаю.
Он вздыхает.
— Что теперь?
— Ничего, — фыркаю я. — Просто щекотно.
— Пэйдин была права. Эти кривые челки — твоя заслуга.
Скрещиваю руки, пытаясь сидеть спокойно.
— Может быть, мне нравится, когда моя челка немного кривая. Это добавляет характера.
— Тебе это не нужно.
Он делает последнее движение, и волосы падают мне на колени. Я собираю кончики своих локонов в ладонь, молча оплакивая их потерю, словно они чувствовали, как их стригли.
Когда я снова смотрю на него, он медленно поднимает руку к моему лицу, давая мне время уклониться. Но я замираю, позволяя ему провести пальцами по только что подрезанной челке.
— Все еще кривая? — тихо спрашиваю я.
Он кивает, улыбаясь уголком рта.
— Нет, если наклонить голову.
Печали в его взгляде с каждым днем становится все меньше, и теперь, когда я смотрю на него, вижу только спокойствие. Принятие. Улыбаюсь в ответ, кивая на его блестящие волосы и каждую прядь, выбивающуюся из наспех завязанного хвоста.
— Что ж, не можем же мы все иметь идеальные волосы.
Он смеется, и я вздрагиваю от этого звука.
— Мои волосы, вероятно, наименее идеальная вещь во мне, — он указывает на серебряную прядь, затесавшуюся среди черных волос. — Они подпорчены этой полосой…