— Рассказать тебе... многое.
— Правда? Что, прямо сейчас? — сердце Кэма ускорилось. Джона действительно думал открыться ему и рассказать то, что не говорил даже своим докторам?
— Нет! — в панике произнёс Джона. — Я сказал «думаю». Я всё ещё работаю над этим. Я... я просто хочу, чтобы ты знал, что есть такая возможность, — он нервно рассмеялся.
— Оу. Ну, для меня честь, что ты вообще думаешь над этим. Я...
Его прервал стук в дверь.
— Идём, Фокс! — крикнула из коридора Уитни. Кэмерон поморщился, одновременно раздражённый и огорчённый. Он всё ещё должен был делать свою работу.
— Иду! — он посмотрел обратно на Джона, который снова приобрёл мельчайшую из своих улыбок. — Как насчёт того, чтобы прогуляться в свободное время?
— Я бы с радостью.
***
В общей комнате Кэмерон с удивлением обнаружил, что Джона сидит за столом и болтает с Уитни, вместо того, чтобы занимать своё обычное место в кресле-качалке у окон. Кэмерон улыбнулся им, когда на него посмотрели, и подошёл присоединиться к ним.
— Похоже, вы двое ужасно сдружились, — сказал он, опускаясь на свободный стул. Кэмерон оглядел Джона в поисках признаков тревожности, но в данный момент ничего не увидел. — Не думал, что тебе нравится общаться.
Он пожал плечами и покраснел.
— Полагаю, ты научил меня паре вещей. Я понял, что простые разговоры о нормальных вещах помогают мне расслабиться.
Для Кэма это имело большой смысл; он просто думал, что беседы — это их вещь, что-то, что Джону было комфортно делать только с ним. И всё же, он не хотел говорить об этом, из страха подорвать прогресс, достигнутый Джона.
— Я понял. Ты скоро будешь готов к прогулке?
Казалось, Уитни отгадала невысказанный намёк в его словах, потому что выбрала этот момент, чтобы встать.
— Я побегу и сделаю тебе чай, милый. Возьмёшь его с собой на прогулку.
— Спасибо, Уитни, — с робкой улыбкой сказал Джона. Было очевидно, что он всё ещё работал над комфортом от повседневных взаимодействий.
— Чай? — спросил Кэмерон. Горячие напитки были под серьёзным запретом в Ривербенде.
— Время от времени она приносит мне чай. Всегда довольно прохладный, конечно же — нельзя, чтобы пациенты психиатрии носили вокруг обжигающую жидкость — но она делает его достаточно крепким, чтобы компенсировать температуру.
— Это мило с её стороны.
Он кивнул и слегка помычал в знак подтверждения.
— Иногда доброта — это подарить другому иллюзия нормальности.
Кэмерон сморщил нос, пытаясь разгадать это. В словах Джона часто таились скрытые значения.
— Думаешь, медсёстрам тоже нужна эта иллюзия?
Джона наклонил голову.
— Ты здесь работаешь. Тебе это кажется реальной жизнью? — он махнул рукой на комнату, полную постояльцев в пижамах, с камином в виде экрана телевизора и большими шахматными досками.
Под кожей Кэма колол холодок, потому что, да, Джона был прав. Это была мнимая реальность, «безопасное» представление внешнего мира, которым не являлось.
— И то правда.
Прежде чем он успел сказать что-то ещё, Уитни вернулись с чаем. Кэмерон откинулся на спинку стула, чтобы освободить место.
— Прости, Кэмерон, я не подумала спросить, хочешь ли ты чаю, — нахмурилась Уитни.
— Без проблем. Если я попытаюсь идти и пить одновременно, то всё равно разолью всё на себя, — он надеялся, что самоирония может рассеять тяжёлое настроение, которое повисло между ним и Джона.
Смех Уитни прозвенел как колокольчики на санях, когда она выпрямилась, по дороге похлопав Кэмерона по плечу.
— Хорошей вам прогулки.
— Спасибо, — сказал Кэм.
— Пока, Уитни, — сказал Джона.
Кэмерон подождал несколько неловких мгновений, прежде чем перевести взгляд обратно на Джона. Мужчина жевал свою губу и бросал взгляды из-под ресниц. Им нужно было вырваться из облака напряжения, и скорее.
— Ну что, пойдём?
Джона кивнул и соскочил со своего стула быстрее, чем должно было быть возможно, оставляя позади забытый чай. Ему явно хотелось свежего воздуха и псевдо-свободы. Как делали много раз, они вышли через прихожу, на этот раз снимая одежду, вместо того, чтобы надевать больше. В больнице всегда было довольно прохладно, так что большинство людей одевались тепло.
Джона снял свой пуловер с капюшоном, в то время как Кэмерон избавился от форменной куртки. Кэмерон взял оба предмета одежды и повесил на крючки, затем открыл дверь, давая Джона пройти первым. Выйдя следом, Кэмерон взял со стены рацию и прикрепил к своему ремню, просто на всякий случай. Он выучил свой урок с первого раза.
Двор был в полном цвету, переполненный пышными гортензиями, жёлтыми форзициями, азалиями и кизилом. Это определённо было лучше, чем шагать через метры снега.
Они пошли по тропе в лес, которая тянулась вдоль маленького ручья. Весенняя оттепель превратила ручей в более существенный поток, чем обычно, но шириной он был всего несколько метров. Прямо за рекой располагался забор со всей своей сеткой-рабицей и колючей проволокой, дабы они не забывали, где находятся.
Когда тропа сузилась, Кэмерон пошёл вперёд, а Джона шёл в нескольких шагах позади. Никто не говорил, пока они шли вдоль реки, но тишина не была некомфортной. Они слушали, как дрозды и кардиналы танцуют и щебечут на ветках над ними; чувствовали бриз на своих лицах и запах почвы пропитанных водой берегов реки.
Кэмерон услышал глухой стук позади себя и развернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Джона споткнулся о торчащий корень и полетел вперёд. Кэм схватил его за руки, чтобы не дать упасть лицом на лесную землю. Он застыл, когда понял, что это первый раз, когда он коснулся голой кожи Джона, не считая прерванной попытки изучить его шрам на лице.
Через подушечки пальцев Кэма тепло кожи Джона поднялось по его рукам. Это тепло было практически жидким, напоминая поднимающуюся в термометре ртуть. Когда их взгляды встретились, Кэмерон покраснел от нервозности, но не мог отвести глаз от пронзительного взгляда Джона. В этих глазах было настолько больше, чем в каких-либо других. Джона видел вещи, которые никогда не увидит никто другой. Кэмерону хотелось только прильнуть и поцеловать его; он бы так и сделал, если бы не боялся, что это помешает прогрессу, которого достиг Джона, что он мог спокойно гулять, без каких-либо приступов.
После того, как Джона встал на ноги, Кэмерон позволил своим пальцам задержаться, большими пальцами поглаживая кожу парня, хоть и волшебство, созданное их взаимными взглядами, разрушилось. Кожа, которой касалась правая рука Кэма, казалась грубой и с ямочками, в противоположность мягкой гладкости на другой стороне. Опустив взгляд, он понял, что левая рука Джона покрыта сетью шрамов от ожогов.
Вздох вырвался раньше, чем Кэмерон успел его сдержать. Джона отдёрнулся от него, без злости, и робко ему улыбнулся.
— Мой герой, — произнёс он, хрипло смеясь. — Пойдём дальше. Я постараюсь не быть таким неуклюжим.
Он избегал проблемы, и Кэмерон позволил ему это. Шрамы его не касались и не уменьшали красоты Джона в его глазах. На этот раз оставаясь сзади, Кэмерон пошёл за Джона через лес, оглядывая тропу на предмет помех.
— Меня похитили.
Слова были такими тихими, что Кэмерон не был полностью уверен, что ему это не показалось и не навеяло ветром. Но затем Джона продолжил.
— Мне было четыре, может пять лет. Мама всегда лукавила насчёт деталей.
Сердцебиение Кэма ускорилось в три раза. Он должен был что-то сказать, или от этого Джона только замкнётся? Да и что отвечать на такое?