Позднее листок вывесили на доске объявлений у ратуши, где каждый мог его прочесть. Вот что там было написано:
Недавно мы узнали о том, что французские полицейские, действуя по приказу оккупационных властей, врывались в дома и хватали евреев, не совершивших никаких преступлений, уводили из семей отцов, разлучали матерей с детьми. Всех их забирали, чтобы отправить в лагеря в Германии и в Восточной Европе.
Мы считаем своим долгом сообщить вам, мсье Дезэ, что среди нас есть евреи. Но мы не делаем различий между евреями и неевреями, ибо это противоречит Божьим заповедям.
Если наши товарищи, единственная вина которых — то, что рождены в иной вере, получат приказ сдаться властям, они не выполнят это распоряжение, а мы постараемся сделать все, что в наших силах, чтобы их спрятать.
— Мсье, — сказал мальчик, которому, видимо, было поручено говорить, — не могли бы вы дать нам ответ?
У Дезэ выдался трудный день, и, возможно, поэтому он не сдержался и ответил слишком резко:
— Я не имею никакого отношения к евреям, которые в любом случае являются врагами нашего государства. Обращайтесь к префекту вашего департамента.
Развернувшись, он вышел из зала. Через минуту все услышали, как завелась его машина.
Префект Брен, высшее гражданское должностное лицо департамента Верхняя Луара, набросился на пастора Фавера:
— Кто это написал? — Лицо у него перекосилось от злости.
— Может, спросим кого-нибудь из этих детей?
— Двенадцатилетний мальчишка не мог такое написать.
— В нашем городе дети прекрасно пишут по-французски.
— Сегодняшний день должен был стать днем национального согласия, — сказал Брен.
— О каком согласии может идти речь, когда нашим братьям и сестрам грозит отправка в лагеря — лагеря смерти.
— Скрывающиеся в вашем городе евреи вам не братья! — заорал префект. — Они вам не единоверцы и даже не сограждане! Они — иностранцы.
— Но они ни в чем не повинны.
— Отправлять в лагеря их никто не собирается, — заявил Брен, пытаясь взять себя в руки и говорить спокойнее. — Это сказал сам маршал Петэн, а он никогда не лжет. Как и фюрер.
Брен был ревностным католиком и ярым антикоммунистом. Всем известно, что Францию погубили коммунисты, масоны и евреи, утверждал он.
— Если англичанам можно было создать сионистский центр в Палестине, почему же фюреру нельзя отправить европейских евреев в Польшу. Там они получат землю, дома и подходящие для них условия жизни. Тогда они наконец перестанут разлагать западные страны, — продолжал префект. — Через несколько дней я пришлю своих людей, чтобы они задержали всех евреев, живущих в Ле-Линьоне.
— Для нас не существует евреев и неевреев, — медленно произнес пастор. Он снял очки и протер стекла. — Для нас существуют только люди.
— У меня есть приказ. — Брен снова перешел на крик.
— Приказ оккупантов, — спокойно ответил Фавер. — Но ведь вы француз. — Он отвернулся.
— Если вы и дальше будете столь же неосмотрительны, — крикнул префект ему в спину, — в лагерь отправят вас.
В сопровождении своей свиты он направился к выходу.
Глава вторая
Когда Фавер наконец поднялся с постели и вышел из спальни, телефон успел прозвенеть десять раз и разбудить весь дом.
— Едут, — сказал голос в трубке.
Кто-то из муниципалитета, а может быть, из полиции, подумал Фавер. Кто именно — он не знал, хотя тот же самый человек звонил и раньше, предупреждая об облавах.
Фавер не знал, сколько евреев скрывается в Ле-Линьоне и ближайших городках и деревнях. Наверняка больше тысячи. На случай опасности, подобный сегодняшнему, существовал особый план, и Фавер снял трубку, чтобы привести его в действие. Телефон не работал.
Это означало, что полиция явится совсем скоро. Интересно, это будут французы или на сей раз гестапо? И сколько у него в запасе времени?
— Мне надо уйти, — сказал Фавер жене и взглянул на Рашель. Ей нельзя здесь оставаться. — Оденься потеплее, Рашель. Ты мне кое в чем поможешь.
Когда они с Рашелью вышли на улицу, он объяснил, что ей надо сделать. Он поручил ей объехать фермы в восточном направлении вплоть до границы коммуны, предупредив по пути руководителей ячеек. Затем она должна была разбудить аббата Монье в Сент-Агаве и попросить его отпереть церковь, чтобы там могли спрятаться беженцы.
Сам он сначала направился к дому директора школы Вернье. Вдвоем они разбудили учеников, живших в интернате, и разослали их на велосипедах по домам, где жили евреи. Беженцы должны побыстрее одеться, выйти на улицу и ждать Вернье, который приедет на грузовике и отвезет всех, кто поместится в кузове, в Сент-Агав. Если его долго не будет, пусть не дожидаются, а бегут в лес и прячутся там.