Мог умереть.
Возможно, он уже умер.
Нет… он не может.
И эти парни, двое мужчин, одетые в синюю униформу, с планшетами в руках, хотят знать, что произошло, будто это просто история, которую я могу вспомнить по первому требованию. Я не хочу помнить об этом.
— Я не была пьяна, я клянусь! — говорю я им снова и снова, пока сижу в лобби с наложенной шиной и рецептом на болеутоляющие. — Я даже не могу вам сказать, что точно произошло. Я не знаю… Шел проливной дождь и было туманно… а его фары… они так ярко светили.
Несмотря на мой ответ и то, что я сдала кровь на анализ, чтобы они смогли проверить ее на что-то, под чем, как они подразумевают, я могла быть, я хочу кричать им, сказать, что это шок заставил меня действовать таким образом.
Это был несчастный случай, но все видят это по-другому. Они видят только старшеклассницу, одетую в темную толстовку и шапочку, с размазанной косметикой на лице и с его кровью на руках. Должно быть, я была пьяна, да?
Я снова и снова рассказываю о том, как все произошло, до тех пор, пока не начинаю плакать от отчаяния.
— Я не знаю!
Они тратят мое время. Я должна быть в Харборвью, с Чейзом. Что, если он там совсем один?
Один из двух офицеров, который повыше ростом, встает и протягивает мне визитку, достав ее из своего кармана.
— Я свяжусь с вами завтра, мисс Хэдли. Можете позвонить своим родителям, чтобы они забрали вас?
— Мои родители погибли, — отвечаю я незамедлительно и ледяным тоном, будто они должны были об этом знать. — Мой брат Эмери — мой опекун, но прямо сейчас он работает за городом.
— Есть кто-то еще, кому вы можете позвонить? Вашу машину отогнали на штрафстоянку.
Скорее всего, мне выпишут штраф, или они могут даже лишить меня прав после такого, но мне все равно. Я вообще больше не хочу садиться за руль. Я хочу удостовериться, что Чейз жив, что он поправится. Я так сильно этого хочу, что прямо сейчас забываю обо всем остальном, обо всех последствиях.
У меня все еще есть мобильный, поэтому, как только офицеры оставляют меня одну в лобби травмпункта, я отыскиваю его, чтобы позвонить Мелинде. Сейчас чуть больше трех часов утра, и я слишком напугана, чтобы звонить Риз. Она для меня больше как родитель, и последнее, что мне сейчас нужно, это лекция. Я только хочу поехать к Чейзу и убедиться, что он в порядке. Мне нужно попасть к нему.
Прежде чем набрать ее номер, я замечаю два пропущенных звонка от Дина. Проведя пальцем по экрану, я отклоняю уведомление и нажимаю на контакт Мелинды. Делать это немного сложно с рукой в гипсе и на перевязи. Они сказали, что в понедельник мне нужно будет посетить хирурга-ортопеда, чтобы он посмотрел, нужна ли мне операция или будет достаточно просто гипса.
— Это должно быть что-то хорошее, сучка, — простонав, говорит Мелинда в трубку.
— Мел? — говорю я, когда она отвечает на звонок. — Мне нужно, чтобы ты приехала и забрала меня.
— Почему? — ее обычно бодрый голос сейчас унылый и тихий.
— Я в больнице, — мой голос начинает дрожать от этих слов, я понимаю, что как только закончу разговор, сразу расплачусь. — Я попала в автомобильную аварию.
— Что? — я слышу шорох на заднем фоне, как у нее перехватывает дыхание, когда она осмысливает то, что я сказала. — Черт возьми… черт… ты это серьезно?
Я выдыхаю, хотя даже не понимала, что задержала дыхание.
— Да, серьезно. Ты сможешь подъехать? Они отбуксировали мою машину… Она полностью разбита.
Я вспоминаю звуки аварии, столкновения металла с металлом, звуки, которые он издавал, когда его рвало… Все это повторяется в моей голове ужасным бесконечным циклом.
— Господи … ох, Боже мой… Конечно! Я могу… но ты же в порядке, да?
Я хочу, чтобы она перестала болтать и села за руль.
— Я в порядке. Ты можешь просто приехать и забрать меня? Я в больнице Грейс Харбор Коммьюнити.
— Хорошо. Да, я уже выезжаю.
— Спасибо, — не успеваю я нажать кнопку «отбой», как тут же начинаю плакать.
— Я был т-т-трусом, — его голос звучит подавленно и сокрушенно. — Я должен… сказать тебе. Для меня это не было… к-к-концом.
Что я наделала? Что, если Чейз не в порядке? У меня разрывается сердце от мыслей о том, что он может быть не в порядке. То, как он выглядел, когда они заносили его в вертолет, кровь… это все напоминает мне о том, насколько серьезно он был ранен, в отличие от меня.
Он не может умереть, только не Чейз.
— Я л-л-любл-лю… т… т-тебя.
Я полюбила Чейза еще до того, как поняла, что значит любить, до того, как узнала, что можно разбить кому-то сердце. До того, как поняла ее смысл и разрушительные последствия, к которым она может привести.
И, если он умер… я не могу допустить даже мысли об этом. Я не хочу это делать. Когда я сажусь на лавочку снаружи больницы, мой взгляд останавливается на луже у моих ног, и я вспоминаю его слова, мою надежду.
— Д-д-давай… притворимся… что… прошлого года… — он удерживает свой взгляд на мне, когда ложится обратно на спину, его дыхание становится еще более учащенным, — н-н-никогда не б-б-было.
Я не могу забыть его лицо, окровавленное и такое бледное.
Мое сердце сжимается от боли, от затяжного отчаяния и тоски, вот только ничто не может прогнать ее прочь. Это воспоминание навсегда врезалось мне в память. Оно никогда не исчезнет. Уже нет.
Мелинде требуется тридцать минут, чтобы приехать за мной в Абердин.
— Можешь отвезти меня в Харборвью? — спрашиваю я, садясь в машину.
Она выглядит слегка растерянной. Она хмурит брови, а потом смотрит на мою руку.
— Конечно… но, что случилось? Ты врезалась в оленя или еще во что-то?
Я чувствую, как к горлу подступает желчь, пустой желудок скручивает спазм.
— Чейз… — из меня вырывается всхлип, который я больше не могу сдерживать.
— Я л-л-любл-лю… т… т-тебя, — его надломленный голос, воспоминания о его словах сжимают мое сердце.
— Чейз? Что не так с Чейзом?
— Я врезалась в него.
— Ладно…
Мел и понятия не имеет. Она даже не понимает, что произошло. Она не знает, кто он для меня. Он единственный.
— Ну, он в порядке?
Чтобы ответить на ее вопрос, у меня уходит десять минут. Десять минут я пытаюсь ответить ей, но каждый раз при этом начинаю рыдать.
— Нет, — наконец, отвечаю я. — Он не в порядке.
Оставшуюся часть пути она не настаивает на подробностях, потому что чем больше она пытается, тем сильнее я плачу.
У нас занимает два часа, чтобы добраться до Харборвью. Два мучительно длинных часа, в течение которых я пытаюсь осмыслить произошедшее и последние слова, которые сказал мне Чейз.
— Я л-л-любл-лю… т… т-тебя.
Его слова пронзают мое сердце, как удар, проникают в самую душу. Все, что у меня остается, это очень слабая надежда, но я отчаянно цепляюсь за этот небольшой проблеск и верю, что он остался жив.
А потом часть меня думает, что, возможно, я не заслуживаю шанса быть с ним.
Я бы отдала все на свете, чтобы поменяться с ним местами.
— Куда ехать?
— Высади меня около входа в отделение реанимации, — я указываю рукой на красный знак, а другой уже открываю дверь, готовая выпрыгнуть из машины, как только она остановится. — Езжай, припаркуйся, а потом найди меня там. Я собираюсь сходить проведать его.
Я врываюсь внутрь через раздвижные двери и подхожу к стойке регистратора.
— Вы можете сказать мне, где лежит Чейз Паркер?
— Куинн!
Я слышу голос Джанет и разворачиваюсь от удивления. Конечно, она здесь. Это же ее сын. Наверное, они позвонили ей, как только доставили его сюда.
О, Боже, они сказали ей, что это была я? Она меня ненавидит?
Я не произношу ее имени. Не уверенная, что смогу, я направляюсь к ней, оценивая ее реакцию, прежде чем заговорить.