— Садитесь, господин капитан, — пригласил он и подал мне пустую рюмку. — Судьба вытворяет с нами удивительные вещи. Два года тому назад я со своим аэродромом был в сотне километров от Москвы. Теперь от Москвы до этой проклятой Черногории больше двух тысяч километров.
Я молча взял рюмку, но пить не стал.
— Боитесь, что потеряете курс на Палермо?
— Боюсь.
— Напрасно. Американцы все равно подстрелят нас своими «эрликонами». Я не верю в эту авантюру… — Язык у него заплетался, мысли путались. — Пейте, господин русский капитан. Если нам удастся проскочить через Сплит и выйти на воды Адриатики, лучше лететь к греческим портам. Там сейчас нет ни немцев, ни американцев.
Клаусу Бухмаеру, вероятно, надоело бормотание пьяного оберста или, может, передалась его неуверенность в том, что они смогут проскочить и отдаться в руки американцев. И это так его взбесило, что он вдруг подскочил к полковнику, вырвал у него из рук бутылку и с грохотом поставил ее на стол.
— Прекрати! — властно приказал, точно был по меньшей мере генералом. — Через два часа вылетаем. За турельный пулемет сядет обер-вахмистр Буш, — этот долговязый пулеметчик, — за штурмана будешь ты, оберст Киршмаер. Машину будет вести господин капитан. Командовать полетом буду я.
— Оберет Кирншаер — за штурмана! — вытянулся в подобострастной позе полковник и отдал молоденькому эсэсовцу честь.
— Прошу извинить меня, господин оберст, но в эту минуту я беру на себя всю ответственность. Иначе мы все погибнем.
— Мы и так все погибли, — буркнул полковник, схватил со стола бутылку и прямо из горлышка сделал несколько больших глотков.
Ровно в полночь мы собрались в комендатуре на последний совет. Оберет Киршмаер уже протрезвел, стоял над расстеленной картой и измерял какие-то расстояния, что-то записывал в блокнот, хмурился, и его сухие, бесцветные губы двигались, точно он старался подсчитать все те длинные километры, которые нас ждали в пути.
Над аэродромным полем все время взлетали красные ракеты, и их мерцание делало всю землю неправдоподобно синей и призрачной. На далекой сторожевой башне ударил пулемет, захлебнулся длинной очередью и замолчал. Где-то завыл пес, раздалась немецкая команда. Аэродром жил тревожной ночной жизнью.
— Ну так что ж, господа, пора в дорогу, — произнес торжественно оберст Киршмаер обернулся к темному окну, и мне показалось, что он торопливо перекрестился.
— Господин капитан и вы, обер-вахмистр, — обратился ко мне и к пулеметчику оберштурмфюрер, держа в руке маленький, туго набитый чемодан, — идите к машине и прогрейте моторы. Вылетаем через четверть часа.
Я вышел во тьму ночи; обер-вахмистр, настороженно следя за мной, двинулся следом. Возле нашего «хейнкеля» стоял часовой и тоскливо посвистывал, держась за ремень карабина. Обер-вахмистр поднялся по металлической лестнице в самолет. И я увидел, как он фонариком освещает там пилотское отделение. Мелькнула мысль: вскочить, убить его, завести мотор и…
Наивная мысль. Обер-вахмистр следил за каждым моим движением. Он будто улавливал мое настроение, читал мои тайные мысли или, может, был недоверчивым и понимал, что русский пленный летчик — это первый враг, которого надо остерегаться больше всего. Я стоял возле самолета и ждал, когда обер-вахмистр позовет меня. Пора заводить моторы.
— Ауф! — скомандовал сверху обер-вахмистр и посветил мне в лицо фонариком.
Я взялся за лесенку, первая ступенька, вторая, третья… И вдруг где-то далеко мигнули фары машины, целого кортежа машин. Свет заливает аэродромную полосу, выхватывает из темноты сторожевые башни, дома, ангары…
Сердце мое сжалось от тревоги. Обер-вахмистр замер от неожиданности. Испуганно глянул сквозь иллюминатор на эти огни, потом бросился в пилотскую кабину. Пропустил меня вперед и приказал заводить моторы. Сперва заревел правый двигатель, потом левый… Я поддал газа. Гул перешел в рев. Обер-вахмистр нервно всматривался в оконце.
Что это? Партизаны? Но почему так открыто? Почему с включенными фарами?
— Зовите оберштурмфюрера и оберста, — сказал я своему охраннику. — Мы можем взлетать.
Фары все ближе. Вот они уже около комендатуры. Погасили свет. Я вижу, как из двух бронетранспортеров выскакивают солдаты и бегут к комендатуре. Какие-то команды, крики караульных…