— И напомнить людям о тех героях, которые и сегодня живут с нами, не умерли на войне, хотя и были убиты фашистами, — дополнил рассказ Капитана Павловский. — Я прощаю вашего Штурмана. Он открыл мне нового героя — майора Рукавишникова.
— Ему нечего прощать! — твердо заявил Капитан и поднялся из-за стола. Сержант последовал его примеру.
Сержант тяжелым взглядом окинул худощавого журналиста, наклонился над краном, открыл его, напился воды и вышел из кухни.
Неожиданно в ночной тишине раздался телефонный звонок. Павловский бросился в кабинет, схватил трубку и тут же протянул ее Капитану:
— Вас.
Капитан сразу узнал голос зятя-кибернетика, взволнованный, по-мальчишески звонкий.
— Передайте моя извинения товарищу Павловскому, — сказал усталым голосом Сергей. — Но я знал, что застану вас у него.
— Что вы хотите мне сообщить?
— Я хочу вам сказать, что все совсем не так… Все много сложнее… И Роман Васильевич… ваш Штурман, должен вернуться в свой дом. Мы не держим на него зла… Я многое понял сегодня, товарищ Капитан.
— А может, вы возвратитесь, товарищ кибернетик? К своему Штурману!
Трубка замерла, и сразу из ее далекой, трескучей тишины раздалось:
— Спасибо, товарищ Капитан. Я вас понял, товарищ Капитан.
Труш положил трубку. В тесном коридоре его ждал Сержант. Дверь была приоткрыта.
— Будьте здоровы, Павловский, — протянул руку хозяину капитан Труш. — Я уверен, что вы напишете большую книгу про нашего Штурмана. И тогда люди смогут оценить его подвиг.
Тихо закрылась дверь. Капитан и Сержант, не вызывая лифта, спустились вниз, вышли на предрассветную сумеречную улицу и неторопливо зашагали в сторону Ботанического сада.
«ТЕПЕРЬ ТЫ НАШ, СТАЛИНГРАДЕЦ!»
Рассказ фронтовика
20 января 1943 года я был назначен заместителем командира батальона танковой бригады, которой командовал полковник Невжинский. Немецко-фашистские войска под Сталинградом были уже окружены, но все еще отчаянно огрызались, надеясь на то, что генерал-фельдмаршал Манштейн, командовавший в ту пору группой армий «Дон», выполнит приказ Гитлера и деблокирует оказавшуюся в котле 6-ю армию. Хотя кольцо окружения было довольно крепким и надежным, тем не менее опасность прорыва танковых сил врага к окруженной армии Паулюса существовала. Как в самом Сталинграде, так и на ряде других участков внешнего кольца окружения продолжались ожесточенные бои, в том числе танковые.
Штаб танковой бригады располагался тогда на хуторе, неподалеку от Сталинграда, куда, получив приказ о новом назначении, я прибыл из-за Волги. Не успел толком оглядеться, как меня вызвал полковник Невжинский. Долго рассматривал мои документы и, как мне показалось, с некоторым сомнением разглядывал меня самого. Возвращая мое служебное удостоверение, сказал:
— Уж очень молоды вы, старший лейтенант.
— Хотел бы молодым и закончить войну, товарищ полковник, — не очень вежливо, довольно самонадеянно ответил я на замечание комбрига.
— Все мы хотели бы, — сразу посуровел Невжинский. — Тут такое дело, старший лейтенант. Твоего комбата Семенова вчера тяжело ранило, отправили в госпиталь, так что бери батальон на себя, принимай командование. Заранее предупреждаю, будет тебе нелегко. Ротами в батальоне командуют люди бывалые, гордые, выше тебя по званию — капитаны. Одним словом, сталинградцы. Завоевать у них авторитет не просто. А без авторитета, сам знаешь…
Понять обеспокоенность комбрига было нетрудно. «Дело, конечно, не в моей молодости и не в том, что командиры рот — капитаны, — с некоторой тревогой подумал я. — Самое главное, что они сталинградцы, прошли суровую школу битвы за Сталинград, и им будет не очень приятно, что командование батальоном почему-то доверено пришельцу с другого фронта. Ну, ничего, все в конце концов образуется».
Несколько дней, пока бригада доукомплектовывалась, я приглядывался, или, как иногда говорят, притирался, к людям, особенно к командирам рот и взводов. Хорошие ребята! У многих боевые награды. Значит, умеют драться с врагом, мужества и отваги им не занимать. И дело знают: большинство выведенных из многодневных боев машин отремонтировано, приведено в боевую готовность собственными силами. На меня, нового комбата, командиры танковых рот и взводные поначалу как-то не очень обращали внимания. Делали свое дело, и все. Я же смотрел на них и думал: «Сумею ли быть достойным их? По-настоящему достойным?»