— Нет, нет, не хорони Захара Сергеевича раньше времени! — с горячей убежденностью остановил его старый учитель. — Могилы твоего отца никто не видел. А мы знаем и плен, и тюрьмы. Не из таких переделок выбирались люди. С Павлом тоже не все еще известно. Может, жив, кто знает? Сильный был командир Павел, смелый, как и ты. Вот, раненный, весь в бинтах, а все-таки приехал нас оборонять от супостатов.
«Я не оборонять вас ехал, — хотелось сказать Зажуре, — а долечивать свои раны. Я соскучился по вас, по вашему доброму слову. А вы тоже стали солдатом, в вас тоже стреляют».
Задеснянский спорил с подошедшим к машине сержантом из заградительного отряда, рослым, плотно скроенным усачом. Худощавый летчик казался перед ним мальчишкой и со свойственной молодости горячностью доказывал, что едет на аэродром, который находится где-то неподалеку от села, что возвращается в свой полк и должен прибыть туда обязательно сегодня: его там ждут. Сержант внимательно слушал, кивал и беспомощно разводил руками.
— Не могу пропустить, товарищ старший лейтенант, не проедете вы. Верно, вчера летчики перелетели сюда, расположились на бывшем немецком аэродроме. Это недалеко, только сейчас туда на машине ни за что не добраться. Не имею права пропустить вас. И не гневайтесь, товарищ старший лейтенант. Мое дело казенное — служба, приказ.
Каждый стоял на своем. И кто знает, чем бы закончился этот спор, если бы их не рассудил вражеский снаряд. С тоскливым воем простонав над дорогой, он взорвался за избами, на огородах, взметнув тучу едкого дыма.
Сержант, теперь уже не обращая внимания на летчика, строго крикнул водителю:
— А ну, съезжай быстро, не демаскируй нас!
Вслед за первым снарядом взорвался второй, третий… Впереди застрочили пулеметы, сыпанули мелкой дробью автоматы. Возле рощи все яростнее разгорался бой.
Сидевший рядом с водителем Василек быстро открыл дверцу, легко выпрыгнул на шоссе, одернул полушубок, сдвинул на затылок шапку-ушанку и спокойно, с рассудительностью взрослого сказал Задеснянскому, что до аэродрома можно добраться и без машины, в обход, через хутор. Если товарищ старший лейтенант согласен, они будут там в два счета, даже быстрее, чем на машине.
Насчет того что быстрее, он, конечно, приврал. Без умысла приврал, просто так, с досады. Он был зол на сержанта, чувствовал себя обиженным. Ну чего тот, в самом деле, заупрямился, не пропустил машину хотя бы до сельсовета? Там Василек лихо выпрыгнул бы из кабины, встретился со своими однолетками. Пусть бы посмотрели на его партизанскую медаль, которую месяц назад вручил ему командир отряда. Но нелегкая партизанская жизнь научила Васю скрывать свои огорчения.
— Пойдемте, товарищ старший лейтенант! Чего ждать? — сказал он деловито. — Точно проведу.
— Сейчас пойдем. Только попрощаемся с капитаном. — Задеснянский огляделся, ища Зажуру. Увидел его возле соседнего дома, побежал к нему. Хотя познакомились они всего два часа назад, их уже что-то крепко связывало между собой и нелегко было сразу расстаться.
— Заезжайте ко мне, как выкроите свободное время, — пригласил Максим. — Наш дом за третьим прудом, спросите, все знают.
— Зажур тут знают! — ответил ему улыбкой Задеснянский. — Ну, всего вам доброго, капитан! Держитесь, не пускайте в село немца, а когда немного утихомирится, обязательно встретимся, выпьем по чарке. — И, не оглядываясь, широко зашагал вслед за своим юным проводником.
7
Прошло пять дней, как в Ставках появились первые советские солдаты. Однако в селе уже успели сложить не лишенную правдоподобия легенду. Рассказывали, будто однажды вечером, с наступлением темноты, кто-то постучал в окно одной из хат, что на околице. На стук вышел парнишка лет четырнадцати. У крыльца стояли мужчина и женщина — молодые, с небольшими, но тяжелыми холщовыми котомками за спинами.
— Нельзя ли у вас переночевать? — обратился к пареньку мужчина.
— А вы откуда?
— Корсуньские. Солью промышляем, меняем на хлеб, на сало, на картошку. За ночлег тоже солью заплатим.
Мальчик посмотрел на пришельцев с явной неприязнью: «Шляются тут всякие. Небось за щепотку соли целый каравай потребуют. Спекулянты! — Однако тут же решил: — Если дадут соли, пусть ночуют, места не пролежат». Неприязнь сменилась чувством жалости к соляным торговцам. Нелегкий ведь у них промысел: попробуй походи в стужу, в слякоть из села в село, да еще с такой ношей на плечах!
— Заходьте в хату, — пригласил мальчонка. — Насчет ночевки мамка придет скажет, она скоро вернется, а вы пока обогрейтесь и обсушитесь малость.